И меня погнали на работы. За Устюг, за Красавино. Но меня не положено [было] отправлять, председателя дочь надо - он меня, дуру, послал.

У меня ни хлеба, ни одёжи не было. Я пошла домой к сестре [Афанасье], взяла шубу, чулки, платок - ещё всё девичье - и пошла. Соседка со своей муки напекла мешок хлеба. И пошла: я работы не боюсь!

Привезли за Красавино в бараки. Начальник Зобов - как зверь.

Я пошла на подвозку. Дали лошадь кадровскую. Я хотя маленькая, а запрягу хоть какую. Я пошла в лес, липы срубила, свила кнут - и пошёл!

Четыре месяца были в лесу. Давали 500 грамм [хлеба в день]. Мне легче было: навальщики были, свальщики были - только управляй лошадью.

Но Зобов был очень грубый. В пять утра берёт за шкуру и из барака выбрасывает. Я ему говорю.

- Меня не бери! И никого в бараке не бери, не выбрасывай, а то напишу на тебя. и пойдёшь на фронт! Моего мужа убили, а ты издеваешься над нами!

И он никого не стал выбрасывать.

И ещё: только пришли в барак, соломы наложили на нары - вот вши, большие, белые, как облепили! Всюду: и в шубу... Так и не спали: заели вши! Четыре месяца - четыре выходных. И я ездила в Красавино в прачечную: там была знакомая. У всех в бараке мешок наберу, всё простираю, прокипячу - и больше того вшей!

Нас отпустили в Пасху - раньше, чем с других районов: реки разольются - в наш район не попасть. Шли домой - пять районов надо пройти. Лапти сорвались, ноги нейдут - как кто выбил! В деревне зайдёшь просишь ради Христа. Хотя картошку или редьку просишь - "нет, все голодные сами". Но у меня было муки гороховой - кисель заварю. Ещё двое было друзей: с Осинова мальчик Петя и Маня с нашей деревни, со Скочкова. Надо и их домой довести.

Вот пришли, а у Пети родители хорошие - я неделю жила, дали мне лапти, отдохнула - и 12 километров домой пешком.

Пришла - мне предколхоза наделил огород. Пахали огороды на себе. пять баб за верёвки и шестая за плуг. И то надо в три часа ночи до пяти утра, а потом - на колхозную работу. Я баб замучила пахать: всё стоптано. Надо, опять, боронить - одна борону таскала.

Пошла к сестре - 70 километров. 20 километров пройдёшь - хуторок Кудонга, 20 километров - хуторок Баданки, 5 - Калинкины, 12 - Веденихи и 20 километров - Путилове. Лес, тайга, зверей много - но Бог миловал.

Зимой волки нападали.

Всё пешком!

Дала сестра ячменя, овса, и посеяли. Принесла в котомке пуда два картошки. Со всей деревни мне несли по ведру: так меня люди жалели. Я вот пишу и плачу.

Так в колхозе работала - и опять, говорят, меня на работы гонят! Я прочикала им жопу, грабли на плечо - и ушла жить к сестре [Афанасье] во свою деревню [Путилове].

Кончилась война - я переехала в Омск. Но по вызову: так не приедешь! Зять мне выслал, у которого в Ярославле жили. Очень хороший был!

Они жили в бараке на Новостройке, в Кировске, я жила у них.

В 46-м приехала в Омск, в марте. Такая грязь, а я в валенках!

На Новостройку опять зять меня устроил, в слесарный цех; три токаря, четыре слесаря, механик, мастер и расчётчица, два плотника.

Поступила в цех инструментальщицей: выдавать инструмент слесарям, токарям и убирать [помещения].

Инструментальную, и контору, и цех - всё убирала я. Инструмента мало было: всё растащили. Я ничего не приняла [по акту] да и сижу. Механик Малков Иван Михайлович уехал в Воронеж, и слесарь, который главный, Володя Терёхин, уехал в Воронеж. Когда я стала уходить, механик новый, Павел Раздьяконов. мне "всё, - сказал. - сдай по актам". До меня всё утащили! Хорошо, мастер Калерия Андреевна Зажигина была, и Дора Кирилловна Зорина, и Леонид. Николаевич Зорин - вот, подтвердили, что ничего не было.

В 48-м году я перешла с Новостройки в город, на шинный. Тут в 48-м, в марте, поступила в 9-й цех на перекатку прокладки.

Когда переехала с Кировска, я .вышла замуж за инвалида. Но я с ним не регистрирована: не было похоронки на первого мужа, и не регистрировали.

Он без ноги, на костылях ходил, мой второй муж - Кравченко Иван Федотович.

Жили у его брата - Кравченко Василия Федотовича. У брата двое детей и мать ещё, старенькая. Питались вместе. Но мать такая: всё тащит дочке. У неё дети трое были на 10-й Рабочей, и до сих пор дом их там. Зять и моя золовка умерли, живёт их дочь.

Вот, прожили мы два года - я стала питаться отдельно: брат [мужа] любил выпить, и всё нам есть нечего, баба тащит.

Муж без ноги без правой, культя 8 сантиметров от бедра. Я заставила сделать протез. Он сделал.

В 49-м году родился сын.

Вот того сына, в Ярославле, родила в больнице, в 39-м году, а от безногого родила в 49-м году на Московке под берёзкой.

Пошла обкучивать картошку. Было посажено много - два с половиной гектара, и всё я одна обкучивала.

Свекровь была такая: все дочке утащит, а мне и дома нечего поесть, и с собой взять нет. В шесть утра пошла босиком. Семь километров надо идти. Не ела дома и с собой взяла сухарь, кусок и бутылку воды.

500 метров до 12 часов обкучила.

Была туча, дождь - и мне пришлось родить. Вот - садил лесник картошку, обгорожено колючей проволокой. Я перелезла за проволоку и родила сына, 1 килограмм 900 грамм.

Шли доили коров Мария Павловна с внучкой, а сын плачет. Девочка:

- Баба, ребёнок плачет!

Вот пришла баба, отрезала пуп, завязала ниткой. Девочка сбегала к сторожу - он дал нож, и тётечка нитку из сумки вырезала - пуп завязать.

В семь вечера привезли в больницу - сама грязная, ребёнок грязный.

Привезли в больницу - голодные. Женщины говорят: зачем я пошла? Я им говорю:

- Накормите меня: с голоду умру. Как только мы выжили? Ребёнок голодный! А теперь 46 лет. Здоровый, кудрявый. Но тихий: не пьёт, не курит.

Задумала построить свой дом. Надо получить участок.

Вот, стали подселять на огороды. У Василия огород большой - я послала Ивана, чтобы место нам дали. Пошёл. И пришёл техник - намерил нам место на огороде.

Я стала искать лес. Всюду бегала. Нашла на Северных: дядя на лошади наловил с Иртыша и продал нам на столбы, на дом. Я рада. Нашла машину, привезли. Иван всё обтесал.

Брат против был, но он [Иван] как инвалид - квартальная сказала:

- Пусть строит, не имеешь права [мешать].

Вот мы с ним стали, закапывать столбы.

Я таскала камней. Кирова улицу делали - была грязь.

Мы с Иваном выкопали под столбы [ямы]. Не очень прямо, но поставили.

Я опять [в поиски]: тёс надо - оббивать. Я нашла мастера на пилораме, с ним договорилась - он мне привёз горбыля машину -4 кубометра и 3 кубометра тридцатки в шпунт - ровная доска. Деньги у меня были. Иван оббивал. Гвозди, всё - я находила.

Мы за год сколотили небольшой [насыпной дом]: одна комната да кухня. Леса осталось - и ещё комнату [окнами] в огород к этому дому пристроили. Я, правда, нанимала стариков: Жуков Алексей и Тимохин Иван потолок и пол настелили. Дранку Иван оббивал.

Мазала я сама. И раствор сама делала. В подполе глины накопаю, натаскаю туда воды, навозу привезут - спущу и топчу, а потом раствор наверх вытаскиваю и мажу. Большую яму, подпол глины вытоптала. Навоз с птичника привозили на лошади. Конский навоз.

[Ни] брат не помогал, [ни] сестра его - обиделись: хотели, чтобы мы с ними построили и жили вместе - я не пустила.

Потом у меня заболели ноги: холодная вода, да столь стоптать! Нанять не на что было.

Потом, в 58-м году, этот домик мы продали за 30 тысяч и купили у соседа напротив за 45 тысяч. И опять всё переделывали: батареи ставили, комнату отдельно квартирантам делали отдельный ход.

Вот квартирант помогал. Жили немцы: муж с женой и детей. Десять годов жили. Потом они купили дом на Передовых улицах.

У Ивана пенсия маленькая была; 4 рубля 50 копеек, потому что на фронт его брали из колхоза⁶. И он пошёл работать сторожем. Ночь дежурит, две дома. На протезе с палочкой ходил и дежурил в магазине на 23-й Рабочей.

И вот там магазин: хлеб, продукты, а за стеной - промтовары, материалы. В одно время материалы убрали, а чердак - коминь не забили. И 3 парня хотели набрать водки - залезли туда и давай сверлить дыру. Иван услышал, вышел на улицу, видит: они там. У него ружьё двухствольное. И он стрельнул раз и со второго [ствола] - второй. Ребята прямо соскочили и убежали. Он без ноги - не догонит.

Потом коминь забили.

Ребята боялись его, что ружьё есть - не стали ходить.

Там, в магазине, и умер: инфаркт. 2 января 71-го года.

Всё любил выпить и падал пьяный. Да всё ругался⁷

Бог с ним.

Вот ещё история. Жили квартиранты 8 годов, но не прописаны: Карпенко Александр Тимофеевич и его жена Валентина. Сын ещё [был у них, но] на Московке жил. Я после смерти Ивана выходила за одного деда, но прожила у него недолго. Вернулась в свой дом - и квартирантка взяла меня выбросила из дома! Говорит:

- Уходи, я хозяйка! Я тебе, - говорит, - выплатила за дом [за] восемь лет?

А не прописана!

Я в милицию пять раз ходила - зима, не уходят [квартиранты] и всё! Я пошла постарше к начальнику. Он этого, к которому я ходила, позвал и сказал:

- В два дня освободи дом.

И пошли как миленькие: освободили! Ушли к тётушке, где они прописаны, но там недолго прожили: [Валентина] тётушку набила и дочь Машу набила, и зять через два месяца их выгнал.

На шинном заводе я сперва работала перекатчицей прокладки в 9-м цехе.

Цех маленький: два больших станка и два маленьких. Два человека: одна разбирает прокладку, другая катает. Нужно, чтобы была не смята. Валики по 10 метров на бобинах. Надеваешь валик на шланг, есть педаль - наступаешь на педаль, и она крутится. Но есть палка выше, чтобы ровнялась прокладка:

перекинешь туда [через палку], и идёт ровно. Прокладка эта нужна на каландры: идёт горячая резина, в неё закатывают потом. Идёт и идёт резина - отлучиться никуда нельзя. Подменит мастер - сходишь в туалет, не подменит - терпи, как хочешь. Такая работа.

Заработок мал.

Мы работали: Чернова Наташа, Дурнева Фрося, Федулова Анна и я.

Прокладку нам привозили на тележках и увозили.

Эту прокладку, когда в неё накатают горячую резину, увозят на браслетные станки. Потом она освобождается и делается мятая. Вот мы и катали.

Мало зарабатывали - 40 рублей.

И перешла возить эту прокладку с 3-го и 2-го этажей (мы в нижнем этаже). И зарабатывать стала по 90 рублей.

Муж получал 4 рубля 50 копеек пенсию: он из колхоза был взят на фронт - вот так платили!

Это один цех: что катать, что возить. И вот пошла возить прокладку с 3-го этажа и со 2-го. Тележка на двух колёсах. Нужно на лифт завозить. Тележку спустят, а меня - нет: нельзя. Ходила по лестнице.

И ещё была труба с третьего этажа. Я скидывала в трубу только такую [прокладку]: длина бобины 70 сантиметров, а метровую нельзя - застревает. И вот один раз застряла труба - я полезла пробить. Привязала валик, чтобы держаться, но руки устали - и я пробила и улетела с третьего этажа вниз. Начальник Рива Львовна ругала меня.

И возить по плитам очень тяжело на двух колёсах: много наложишь. Но надо было!

Мало зарабатывали - перешла на подвозку. И вот шесть годов отработала на .подвозке - в 53-м заболела: навозила себе грыжу. Делали операцию грыжи, и после операции перевели в швейную - на лёгкий труд.

Это тот же цех, начальник один - Рива Львовна, еврейка. Я [из-за неё] ещё добавила болезнь. Уйдёт домой, откроет окно [в кабинете], а дверь на замок. И я сидела [на своём рабочем месте] у двери - продуло спину, позвоночник заболел: спондилёз позвоночника - голова вниз не сгибалась.

И болела три месяца. Лежала в нервном [отделении] один месяц, лечили: мозгу [спинного] брали, пункцию делали. Большая игла - и с заду в крестцы брали мозг. Очень трудно. Делали подсадки на плече - мясо, ещё кусочки прикладывали. Всё рассосалось. И один месяц на курорте была в Белокурихе. Радоновые ванны помогли.

Пришла в цех, а меня уже из цеха перевели на стройку - в другой цех! Я пошла к заместителю директора, был Деев. Он им так позвонил, что с работы снимет Риву. Она бежит кричит:

- Ви хорошая работница! Где ви были? Иди и работай у нас! Так я пять годов проработала в швейной и ушла. Когда я пришла в швейную, я всё кроила: рулоны 80 метров, 45 метров и рукавицы. На всё была норма. Потом я шила на машине. Две машины было. По сменам работали: с 8 часов до 4 часов, с 4 часов до 12 ночи, с 12 до 8 утра. Были два мастера: Белобородова Дарья Степановна и Федосеева Лида - нам работу писали.

Заработок мал - 40 рублей. Шить - норма: 5 рулонов по 45 метров, 3 рулона по 80 метров. Надо два раза прошивать всё. Заворачивали горячую резину на каландрах, корд и чефер. Из швейной ушла я: мал заработок - 40 рублей! Я перешла перед пенсией на каландры смазчицей: 9-й цех присоединили к каландрам 2-го цеха. И пять лет работала -смазывала машины. Маслёнка с ведро. Принесешь масла и заливаешь через 20 минут в вальцы. Второе ведро - солидола - сразу заложишь, и на всю смену. В конце смены всё убрать. Вот такая работа.

Мы работали по 8 часов в три смены. Заработок 87 рублей. Но ещё вопрос. Я в праздники всегда дежурила: в Май, в Октябрьскую - по 3 дня в заводе сидела в цехе, потом брала отгулы.

И пошла на пенсию в 65-м году. Мне подарили люстру да самовар электрический. Я приглашала - приходили проводить. Слесаря хорошие, механик хороший - Иван Николаевич Кольцов.

В цехе каландров начальник была Надежда Ивановна Бурлак, [начальник] 2-го цеха.

Ещё я познакомилась на шинном с подругами. Очень хорошие: не курят, не пьют.

Белобородовз Дарья Степановна - ей сейчас 89 годов - она работала в швейной мастерской. У нее муж Иван Андрианович. Но он умер в 73-м году. Даша очень хорошо готовила, она в молодости в прислугах жила. Никогда худого слова не скажет, на ты человека не назовёт - всё на вы.

И ещё подруга - Моисеева Парасковья Андреевна. Тоже не пьёт, не курит. У неё одна дочь

Вот мы в праздники ходили друг к другу или в день рождения, но мало совсем пили. Напечём чего вкусное - вот, отметим.

Летом я ездила за груздями или за ягодами - Дарья Степановна оставалась у меня в доме И ей привозила. Ездила далеко - 120 километров, за Большеречье Ночевала там: в Решетникове племянница жила.

И теперь я их [Дарью Степановну и Парасковью Андреевну] хожу проведывать. Все стали слабые: годы свое берут!

Она меня моложе на 4 года. Живет с дочкой Татьяной. У нее (у Прасковьи Андреевны) одна дочь и зять. Немец, но очень хороший. Так она им довольна: работящий! И ребенок у них 5 лет, девчонка.

Вот мои друзья. Я к ним хожу, но мы всю жизнь зря не пили - только в Май, в Октябрьскую... Подруги непьющие.

Все старые: Дарья 89 годов, Прасковье 78 годов.

Хожу в церковь, а они не ходят.

Из Омска я ездила в Ленинград, и еще ездила два раза за Калининград, в воинские части: там жила сестра, сын (у нее) полковник. И еще ездила два раза за Караганду, в Приозерск: там жила (эта же) сестра с сыном. Военный -его переводили все время. В Чирчике потом (они) жили. Потом в Ташкенте.

Сестра эта, Афанасья, жила сперва в Путилово. У ней мужа первого убили (на фронте), осталось трое сыновей: Сашка, Алексейка и Иван. Она вышла за Акимыча: председателем сельпо - у нас работал. У него была жена и трое детей - бросил, ушел к Афанасье. Я ей говорю: "Бог тебя накажет!" И наказал. Сашка, сын, полковник, когда за Калининградом они все жили, - ее парализовало там. Акимыч ее в Ленинград привез - думал, вылечит. А не вылечили. Он ее к Алексейке, к сыну, в Баку: тот тоже военный. А Алешкиной жене ее не надо. Они приехали ко мне в Омск. Я им комнату отвела, говорю: "Живите, я ведь у вас жила в войну". Прописала их, Акимыча на работу устроила в ДСК. А он всё пил да пил. Полгода прожили - Акимыч её бросил

Она к сыну, к Сашке, в Ташкент уехала. А там летом жарко, всё жарко ей. Как апрель, её ко мне привозят И до сентября живёт. Парализованная - всё под себя. На диване лежит, рядом ведро - она на диван нахворощет!

Может, пять лет, может, десять, не помню, так её каждый год ко мне привозили. Потом Наташа родилась - я говорю: "Больше не привозите!" Её к Ивану увезли, к сыну - в Казахстане они жили. У них там кухня летняя, её там поместили. Ей там не понравилось: "Немцы, немцы - не хочу с немцами!" Её в Котлас увезли: Алексея уж из Баку туда перевели. И там она и померла

Я и в Иванове к сестре [Ольге] тоже ездила. Она в швейной мастерской работала,

Сейчас мои сестры и братья все умерли, остались только мы с братом Алёшей. Мы с ним двойни: родились вместе и, видно, умирать вместе будем. Он живёт в Ленинграде. Во время войны их эвакуировали в Куйбышев, и там у него убило током жену - сейчас живёт со второй.

Я жила с сыном. Он вырос, женился, сделали свадьбу, а жить не стали. Потом он нашёл себе другую невесту.

Женила сына снова, и невестка [Рая] к нам не пошла жить. У неё [был] дом на 8-й Балтийской и мать старенькая - одну не оставила: мать там жила. У неё есть сын - она с ним не хотела. У сына свой дом.

Пока умерла мать, там [в её доме] жили. [Мой сын] жил там 11 лет с тёщей. Ну, он не пьёт, не курит. У меня были прописаны.

Умерла мать - сноха дом продала. Деньги с братом разделила: 6 тысяч снохе, 2 тысячи брату. И пришли ко мне жить. Две внучки - я их нянчила.

У меня жили полтора года. Наш дом снесли: расширяли улицу Кирова - дом помешал. Дали нам хорошую квартиру на Левом берегу.: 52 метра жилая, 75 общая [площадь], 3-й этаж. Очень хорошая.

За дом [нам] уплатили мало - 700 рублей, за гараж всего 230 рублей. Дом насыпной.

Слава Богу, хорошая квартира.

Ну, я умею все делать: лыки драть, лапти плести, тапки шить, бурочки шить - длинные и короткие. Вот 80 лет - я так не сижу по лавочкам: вяжу носки, рукавицы, продаю свой труд. Хотя милиция гоняют, но продаем, мы не украли - своё изделье, надо помогать детям. Я уже 30 годов на пенсии, но сошью, свяжу - и помощь! Я шерсть стереблю, спряду вручную: быстро всё умею. Свяжу.

Вот так приучили родители с малых лет. У нас все сестры, братья хорошие были, жили дружно.

Сын у меня хороший. Все ему помогла: купила машину (10 годов [назад]) и гараж купила, мебель купила, ковры, паласы, стенку "Ирину", три шифоньера с антресолями - все я купила.

Питаюсь отдельно.

С невесткой не всегда ладим. Бог с ней. Господь нам судья.

Две внучки: Наташа 19 лет, кончила педучилище, и Оля 16 лет, кончает 11-й класс. Хорошие: учатся на пять.

Теперь, дорогие люди, как доживать: такая жизнь! И пенсию получаем, спасибо, но жить невесело. Страшно вечером выйти. И мы, старые, никому не нужны.

Ещё шинный завод пенсионеров не забывает: давали сахар, давали подарки. К Победе опять позвали - трудовую списали, что медаль, награды - всё списали. Дали подарок. Спасибо, что не забывают старых: мало осталось, все умирают.

Вот ещё беда: два года назад сломала ногу, левое бедро -полгода сидела. Ни приступить - одно горе - ни ходить! Ставили пластины, а через год вынули - хожу с палочкой.

Слава Богу! Есть Господь! Молиться, всех исцелителей надо просить. Молитвы все знаю. Сидела полгода - читала Библию. И три молитвенника прочитала: два старых по 500 страниц и новый. Праздники все знаю.

Я один год училась, но пишу быстро.

Память - пока еще всё помню.

Вижу хорошо - правда, очки плюс 4. Слышу очень хорошо. С палочкой бегаю.

Хожу в церковь, молюсь Богу. Есть пять икон - ещё из дома все, с собой вожу.

Извините: я один класс кончила. Простите ради Бога!