ЛЕСНЫЕ МСТИТЕЛИ

Зинаида ЕРЕМЕНКО (Ерохина)

ПАРТИЗАНСКИЙ КОСТЕР

Он вспыхнул, разгорелся ярким пламенем и не в ночной тьме, а в полдень, и не в лесу, а в Измайловском столичном парке, обласканном майской весной.

Величественное, волнующее зрелище! — заворожило всех собравшихся 500 партизан. Самому старшему из них было доверено зажечь заранее приготовленную пирамиду бревен на солнечной поляне. Разлетелись с треском искры в разные стороны, и кто-то восторженно заметил:

— Наш партизанский салют!... Горели, горели наши костры, припрятанные, замаскированные, в Подмосковье, на Брянщине, на Украине, в Прибалтике, да везде, где действовали, обогревались, готовили пищу лесные мстители.

А я подумала: только вот таких новеньких палаток у нас тогда не было.

Их установили друзья из воинской части и там нас ждал праздничный обед

- вкусная гречневая каша с мясом и, конечно же, положенные сто грамм...

Задуманный нами в Объединенном Совете партизан при МКВВ праздник в честь 50-летия дня Победы удался. На него пригласили и партизан из бывших Советских республик на парад. Все вместе слушали задушевный концерт московских артистов с участием любимой певицы Ольги Воронец. Песенный настрой не угасал. Звенели мелодии наших молодых лет и моя любимая:

Шумел сурово Брянский лес,

Спускались синие туманы.

И сосны слышали окрест,

Как шли,

Как шли на битву партизаны.

Расходились с хорошими подарками, с зарядом энергии партизанского братства, с надеждой увидеться вновь, порадоваться общению и еще раз вспомнить былое, пока не угасла память.

И меня не отпускает то далекое время, с первого дня войны. Страшная весть застала меня в пионерлагере, где я, студентка второго курса Мытищинского техникума, работала вожатой. А на следующий день — 23 июня стала в очередь у военкомата. Отказали: недоросла годочек. Пошла в райком, затем в горком комсомола... Отчаялась: добровольцев — не счесть. Обратилась в ЦК ВЛКСМ. Обнадежили: "Ждите, Вас вызовут". Слово сдержали — прислали повестку. Зачислили в Мытищинский истребительный батальон — военизированное добровольческое формирование, создавалось оно местными органами власти для борьбы с диверсантами и парашютистами. Там я окончила курсы медсестер и прошла первоначальную военную подготовку. А партизанская жизнь началась ранним октябрьским утром. Меня и еще нескольких бойцов пригласили к командованию и предложили войти в партизанский отряд спецназначения IV отдела Управления Наркомата внутренних дел СССР.

ПЕРВЫЙ РЕЙД

26 октября отряд из 70 человек под командованием Ф. И. Цысаря, который имел опыт партизанской борьбы в годы гражданской войны на Дальнем Востоке, на трех машинах выехал в Серпухов. На Калужском шоссе гитлеровский стервятник с бреющего полета обстрелял нас. Обошлось, к счастью, без потерь. Расположились на ночевку в помещении Серпуховского истребительного батальона. Но вскоре нас подняли по тревоге. На "кукушке" проехали всего 20 километров — впереди были немцы. Линию фронта пересекли пешком в непроглядной тьме. Шли по болоту, лесом, с тяжелым грузом. Я несла сумку с медицинскими принадлежностями, рюкзак с неприкосновенным запасом продуктов (ИЗ), винтовку, пистолет ТТ, гранаты. К утру оказались вблизи деревни Трояново Высокиничского района Московской области (ныне Калужской). В редком ельнике разбили временный лагерь. Все валились с ног от усталости. Первый раз ночевали в лесу. Утром приняли партизанскую присягу: "... Даю священную клятву честно и преданно служить Родине, всеми силами бороться против фашистских захватчиков, отдать родине, если потребуется, свою жизнь. И если я нарушу эту клятву, да покарает меня рука советского закона. Кровь за кровь, смерть за смерть!..."

Существовал еще и неписаный партизанский устав, первый пункт его гласил: без разведки — не суйся! Я получила задание — разузнать расположение сил противника в ближних деревнях. Под видом беженки (их много ходило по дорогам) двинулась в путь. Неведомое чувство овладело мною... Страх? Нет. Неизвестность: не видела еще фашистов... в лицо.

Шла лесом. Издали увидела пожилого мужчину, собирающего хворост. Незнакомец окинул меня пристальным взглядом, спросил:

— Куда идешь? Ишь какая смелая...

— В Трояново. Видать от фашистов нигде спасу нет...

— Остерегайся, дочка! Их видимо-невидимо и в Троянове и в соседних деревнях. Все названия деревень перечислены мне местным жителем. Выручала память цепкая. Запомнила. И когда вошла в одну из них, внутренне содрогнулась: вон они, враги! Разгуливают по улицам, гогочут, разъезжают на мотоциклах. Заметила два транспортера в палисаднике большого дома, танк возле порушенного плетня, часовых у крыльца. По всем признакам этим — штаб.

В отряд вернулась благополучно. Доложила командиру результаты своего "боевого крещения".

Оценив обстановку, партизаны перенесли лагерь в такое место, где лес был гуще, плотнее, где лучше можно было замаскироваться. Построили шалаши из лапника. Началась активная борьба в тылу врага.

Группу в одиннадцать человек, в которой была и я, послали в разведку. Задание — разведать район Старой Калужской дороги, между селениями Боево и М. Лепешино, а также все подготовить для того, чтобы уничтожить обозы, материальную часть и живую силу противника. На худой конец, взять солидного "языка". Командиром группы назначен Н. Ф. Архипов — он пришел в отряд с московского завода с товарищами, среди которых были Миша Муфталиев и Алеша Басов — парни, что надо!

Мы вышли ночью гуськом. Дошли до Старого Варшавского шоссе. Целый день наблюдали за движением фашистских войск, к вечеру двинулись дальше, решили заночевать в лесу. Но вдруг заметили: кто-то напролом пробирается к нам. Миша Муфталиев выстрелил. Как потом оказалось, сразил наповал лося. Воистину: у страха глаза велики.

Ранним утром выбрались к центральной магистрали. Услышали шум легковой машины. Когда она выкарабкалась из кювета и почти поравнялась с нашей засадой, ухнули один за другим два взрыва — гранаты бросили Алеша Басов и Миша Муфталиев. Одна из них попала в середину автомобиля. Двух офицеров убили, а шоферу разворотило зад, он сгоряча побежал по просеке, поднял руки и закричал: "Рус, рус!..."

Машина оказалась штабной. Мы взяли два туго набитых портфеля с документами и картами, сумку с письмами солдат и офицеров — ценный материал для анализа морального духа противника. К общей радости среди "трофеев" оказались японские сардины, конфеты, хлебцы. Довольные добычей, подвигались дальше. Около деревни Комарово — Покров обнаружили самолет противника. Его охраняли двое часовых. Их наши "сняли" финками. Самолет взорвали.

На обратном пути довелось поплутать. Зашли в одну деревню, предварительно убедившись в том, что разъезд гитлеровцев ее покинул. С какой неописуемой радостью встретили нас жители! Засыпали вопросами. И первый, самый тревожный:

— Говорят, фашисты в Москве?

— Не верьте слухам. Столица была и будет нашей. Принимаются все меры для ее обороны. И мы здесь не зря партизаним. Наш пароль: Родина — Москва. Пароль победы.

Люди обнимали нас, предлагали хлеб, вареный картофель. До этого мы были незнакомыми, а расставались как с родными.

Находясь в тылу врага, наш отряд уничтожил 20 немецких солдат, 2 штабные машины с семью офицерами, один самолет — истребитель, заправочную базу с горючим и две подводы с артиллерийскими боеприпасами. В районе деревни Черная Грязь подорван средний танк. На пути движения фашистских обозов взорвали 3 моста, близ деревень Семкино — Макарове напали на артиллерийский обоз, противотанковой гранатой убиты 3 немецких офицера.

Так завершился первый рейд в тыл врага.

ГЛАВНАЯ ОПЕРАЦИЯ

А потом были еще и еще... Но самой памятной и значительной была главная операция.

События происходили в районном центре с несколько необычным названием — Угодский Завод. Хотя располагался район к Калуге ближе, чем к Москве, входил он тогда в состав Московской области.

Уже в те дни быстро растущее партизанское движение набирало силу. Лихая военная година свела в одну боевую семью строевых командиров, оперативников погранвойск, московских чекистов, местных партизан и членов подпольного райкома партии и райисполкома, комсомольцев, активистов-связных. И стали все они лесными мстителями. Сводный истребительный отряд насчитывал около 320 человек. Командиром назначили Виктора Александровича Карасева, старшего лейтенанта, опаленного боями на реке Прут и специально отозванного из погранвойск для партизанской войны.

Поселок Угодский Завод расположен на важной для наступавших на Москву гитлеровцев магистрали — Варшавском шоссе, стоял на пути снабжения немецких войск. И была еще одна "привлекательная" деталь для народных мстителей: в самом райцентре находился штаб 12-го корпуса немецко-фашистской армии. Сюда, по данным нашей разведки, и прибыл с секретной миссией полковник Креппель, чтобы лично передать генералу Шротту важные документы, оперативные указания о дальнейших действиях корпуса при наступлении на Москву.

Партизанское командование располагало и другими сведениями, переданными из штаба 12-й стрелковой дивизии: немецкий гарнизон в Угодском Заводе насчитывал до четырех тысяч человек, включая штабных офицеров. Кроме стрелкового оружия немцы располагали здесь танками, броневиками и минометами. Но для разработки детального плана боевой операции требовались свои разведданные. Добыть их можно было лишь перебазировавшись на новую стоянку — ближе к цели.

На этот раз в разведку в Угодский Завод решили отправить медсестру Марусю Конькову. Мужчины шутили: сам Бог создал девушек для разведки... Маруся-сандружинница, обаятельная девушка, работала на Люблинском механическом заводе обмотчицей, комсомолка, добровольно пошла в партизаны. Она никогда не была в Угодском Заводе. О нем подробно рассказал (где какая улица, переулок, какие важные строения, где и как найти связных) бывший председатель райисполкома, ставший комиссаром отряда, Михаил Алексеевич Гурьянов.

Марусе довелось дважды в сутки ходить в разведку. Первый раз в ветхой крестьянской одежде, не особенно уютной для погоды (ноябрьские морозы доходили до 32 — 35 градусов, батареи к рации отогревали на груди). Второй раз прикинулась богомолкой. Столкнулась нос к носу с фашистами: в доме связной разместилась их комендатура, выручили находчивость, сообразительность...

Благодаря сведениям Маруси, партизанскому командованию стало известно, где находится штаб, его канцелярия и сам генерал с ближайшими помощниками, где офицерское общежитие и казарма для солдат охраны, где штабной узел связи. Почти в каждом доме на чердаках немцы поставили пулеметы для обстрела улиц — вдоль и поперек. Пулеметы стояли и возле моста через речушку Угодку. За домами — бочки с горючим.

Изучили и режим оккупантов — в час ночи жизнь у них замирала. Данные Маруси Коньковой уточнили и дополнили другие разведчики и подпольщики. Так созрел план стремительного, дерзкого налета, назначенного на 2 часа ночи. Длился этот налет час и десять минут. О его результатах сообщило Совинформбюро 29 ноября 1941 года:

"Получено сообщение о большом успехе партизан, действующих в оккупированных немцами районах Московской области. 24 ноября несколько партизанских отрядов, объединившихся для совместных действий против оккупантов, совершили налет на крупный населенный пункт, в котором расположился штаб одного из войсковых соединений немецко-фашистской армии. Ночью, после тщательной разведки, славные советские патриоты обрушились на ничего не подозревавшего врага. Прервав сначала всякую связь немецкого штаба со своими частями, партизаны затем огнем и гранатами уничтожили несколько больших зданий, в которых расположились воинские учреждения фашистов. Разгромлен штаб немецкого корпуса. Захвачены важные документы... Отважные бойцы перебили несколько сот фашистских солдат и офицеров и уничтожили склад с горючим, ремонтные мастерские, 80 грузовых машин, 23 легковые автомашины, несколько пулеметных точек, подбили 4 танка и одну бронемашину".

Победа далась нелегко. После боя недосчитались многих. Среди них был лезгинец Миша Муфталиев. Он словно предчувствовал: накануне операции подошел ко мне и говорит: "Тумбочка (такое прозвище было у меня), дай глоток спирта, знаешь, я не вернусь"...

24 ноября, после боя я с товарищами вышла на опушку леса, где Галя Ризо перевязывала руку Карасеву. Все вернулись в лагерь, а я осталась оказывать помощь пострадавшим. Леша Басов ранен в ягодицу. Один тяжелораненый скончался, его пришлось закопать в снег... Позади полыхал Угодский Завод. Немцы начали артиллерийский обстрел. Над лесом, в районе Ясной Поляны, закружились фашистские самолеты, сбрасывая бомбы.

Обратный путь оказался очень тяжелым. Голод, жажда, огромная усталость и напряжение. Да еще приходилось делать завалы на пути, минировать лесные тропы, чтобы обезопасить себя от возможного преследования.

Все стремились скорее добраться до своей базы, а потом через линию фронта, к Москве. Увы, нас поджидало еще одно испытание: переходя дорогу от Комарова до Буриново, отряд столкнулся с большим немецким обозом на конной тяге. Охрана, обнаружив партизан, открыла огонь. Пришлось принять бой. Со злостью и остервенением все — здоровые и легко раненые — набросились на врагов. Ни один из них не остался в живых. Захватили в качестве трофеев большую почту и много посылок для воюющих под Москвой. Несколько посылок с голодухи и холодухи вскрыли: консервированное мясо, ром, шоколад подкрепили наши силы.

Мы очень нуждались в продуктах, и Михаил Алексеевич Гурьянов вызвался с двумя — тремя бойцами пойти в деревню — не везде, мол, немчура, вернемся на базу, разведем костер, сварим кашу.

Добрались, наконец, до базы. Вскоре узнали, что ушедшие за продуктами товарищи столкнулись с фашистами. Они пытали Гурьянова, потом повесили в Угодском Заводе для устрашения знавших его жителей.

Михаилу Алексеевичу Гурьянову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. В поселке, где он жил, работал и за который сражался, его могила. Установлен памятник из белого камня, и на братской могиле выразительны и величавы созданные скульптором фигуры и лица воина и женщины. "Вечная память героям, павшим за свободу и независимость нашей Родины", — гласит надпись на лицевой стороне памятника. Вместе с другими партизанами приезжаю сюда и я поклониться праху товарищей по оружию, вспомнить былое. Сказываются теперь на здоровье пережитые в войну лишения и ранение. Но не сдаюсь. Работаю (много уже лет) в Объединенном Совете партизан Московского Комитета ветеранов войны. Кто помнит и смотрел по телевизору парад на Красной площади в честь 45-летия Победы, тот видел в колонне ветеранов нескольких женщин. Среди них была и я. Мне, как многим ветеранам Великой Отечественной войны, посчастливилось дожить до 50-летия Победы и принять участие в параде в честь нашего рукотворного праздника. Заветное желание — чтобы главную, священную для каждого патриота нашей Державы площадь не оскверняли немецкие Русты, чтобы ее не топтали никакие захватчики и недруги. Красная площадь — наша. Отсюда уходили защитники Москвы на огневые рубежи. Сюда вернулись победители со знаменами поверженных полчищ гитлеровцев. Здесь будут Парады и после нас!

ДОПОЛНЕНИЕ КОМАНДИРА

— Представьте себе небольшого мальчонку — в ватнике, подпоясанном ремнем, с подсумком, в брюках, в шапке-ушанке, из-под которой выбивались непокорные русые вихри. Такой была Зина Ерохина в сорок первом. Ей тогда только-только стукнуло семнадцать, — дорисовал облик девушки командир сводного партизанского отряда Герой Советского Союза Виктор Александрович Карасев и дополнил ее воспоминания.

... С одной из боевых групп, принимавших участие в налете на немецкий штаб, шла медсестра Зина Ерохина. Задача боевой группы заключалась в том, чтобы захватить здание гестапо и полевой жандармерии, а главное — "оседлать" шоссе, идущее на Малоярославец, откуда скорее всего могло подойти подкрепление.

Командир группы шел к исходному рубежу бодро, то и дело тихонько покрикивал на отстающих, делал замечания, если кто-нибудь спотыкался, "сыпал приказания..." Но на исходной позиции он слегка притих, и в его голосе появились тревожные нотки. Больше всего он почему-то заботился о путях отхода.

Группа залегла в ожидании сигнала к атаке. Зина развернула медпункт, то есть просто-напросто сняла и положила рядом с собой сумку с медикаментами.

... Сигнал к атаке. Зина вскочила, открыла огонь. Думала, сейчас пойдут в наступление. До дома гестапо — рукой подать. И вдруг увидела: командир побежал не вперед, а назад! Зина выхватила пистолет — и за ним. Догнала, схватила за шиворот, как рванет:

— Стой, подлец, куда бежишь? Оба покатились на землю. Но девушка тут же вскочила на колени и сунула ему под нос пистолет.

— Как ты смел всех нас бросить? — закричала она в ярости.

— Говори, трус, а то пуля!

А кругом бой, пожар, земля горит. И прямо к Зине, как длинные разноцветные веревки, потянулись пулевые трассы. Было, конечно, страшно. Но Зина только зубами скрипнула.

— Иди, командуй, говорю! После разговаривать будем!

Конечно, пока боевая группа топталась на месте, гестаповцы и жандармы успели очухаться, заняли оборону и их не удалось вышибить. Не удалось и "оседлать" дороги, по которой в конце операции со стороны Малоярославца подошли танки. Правда, подошли с большим опозданием...

Вы спросите: почему не назвала фамилию струсившего командира? Очень просто — позже он воевал совсем неплохо и загладил свою вину.

Примечание

Знаем, конечно, страх живет в каждом человеке. Важно — сумеет ли он подавить, преодолеть это чувство, особенно в критической ситуации. Зина смогла и помогла другим. Свидетель тому авторитетный очевидец. Нет уже в живых его и многих участников операции "Угодский Завод".

Да будет пухом им земля.

МУЖЕСТВО, ОТВАГА И... ЛЮБОВЬ. Сборник. М., «ПАЛЕЯ», 1997.
Публикация i80_169