МУЖЕСТВО ВЕРУЮЩИХ

Эра ДАНИЛОВА

Они не поднимали залегшие цепи в атаку, не прикрывали собой извергающих смерть амбразур и почти не держали в руках боевого оружия. Но их самоотверженным трудом в прифронтовой полосе ковалась общенародная победа. Вот почему бывшие фронтовые прачки, телеграфистки, бухгалтеры, снабженцы, строители аэродромов и дорог — все, кто шел вторым эшелоном сквозь огненные годы войны, так бережно хранят свои наградные удостоверения и в светлый праздник 9-го мая украшают грудь боевыми наградами "За победу над Германией", "За боевые заслуги", "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 -1945 гг.", юбилейными медалями.

Прихожанки Свято-Троицкой церкви города Бологое, чья юность совпала с началом войны, четыре года с Божией помощью несли на своих плечах ее непомерные тяготы. Война ворвалась в Бологое в июле сорок первого бомбежкой, разрушенными домами, пылающими на станции составами. Крупный железнодорожный узел на полпути между Москвой и Ленинградом, сплетение дорог, по которым двигались из глубоких тылов грузопотоки к фронту, являлся для вражеской авиации объектом, подлежащим уничтожению. Знакомый журналист, бывший военный летчик, раненный неподалеку от этих мест в районе Выползово, как-то рассказывал. Их санитарный поезд на станции Бологое попал под налет. Это был сущий ад — небо гудело, на соседних путях полыхали цистерны с горючим, взрывались вагоны со снарядами. В таких огненных передрягах (а он прошел всю войну) ему редко приходилось бывать.

— Для нас же, — говорит прихожанка Свято-Троицкой церкви Вера Яковлевна Захарова, — это были каждодневные будни. Военный госпиталь находился рядом с вокзалом, и многие из раненых, не выдерживая бомбовых атак, разбегались. Мы находили их с помощью местного населения в радиусе трех-четырех километров и приносили назад на носилках.

Вере Яковлевне было тогда семнадцать лет, и работала она в госпитале санитаркой. Вместе с ней трудилась ее младшая сестра. Сколько раненых перенесли они на своих еще неокрепших, почти детских руках, сколько взрослых тягот пережили!

— Только придет на станцию санлетучка, — вспоминает она, — и тут же, откуда ни возьмись, немецкие бомбардировщики. Бои вокруг шли жестокие, раненые поступали ежедневно, в ночь от ран умирали 15-20 человек.

В те дни у нас было одно убежище — молитва: тяжелораненых ведь не оставишь, в укрытие не уйдешь... И вот что сегодня ей кажется удивительным: налеты были ежедневными, бомбы с неба сыпались дождем, а в госпиталь за целый год ни единого попадания!

Война от Бологого откатилась в сорок третьем, когда немцев погнали на запад, но для Веры в тот год она не закончилась. Наоборот, повела далеко фронтовыми дорогами. Мама благословила иконой, надела не шею крестик...

Память уводит ее в август сорок третьего, когда, окончив подмосковную школу сержантов, в числе таких же девятнадцатилетних девчонок Вера была направлена в авиачасть. Копала окопы, кормила летчиков (и ночью, и на рассвете, и днем), заправляла бензобаки их машин, маскировала стоянки. Девятый Сталинский полк, отчаянно смелые ребята, среди которых много земляков — калининских и московских.

— Девчонки, ждите нас! — кричали они, выруливая на старт, и... часто не возвращались. Молодые, красивые. Девчонки плакали, уткнув носы в подушки и молились за оставшихся в живых.

— Как мы ждали нашу Победу! Как молили Бога, чтобы до нее дожить! Сержант Захарова, кавалер ордена Отечественной войны II степени и медалей "За победу над Германией", "За победу над Японией", "За взятие Берлина" воевала на Кубани, освобождала Белоруссию, брала Варшаву и Лодзь, переправлялась через Одер. При взятии Берлина контузило.

— А пуля, слава Богу, не взяла, — говорит она с облегченным вздохом. -Хотя столько смертей было рядом. Мамин крестик и ее благословение, видно, меня хранили.

На фронте ей не раз пришлось бывать свидетелем охранной силы креста. Однажды лейтенант Иван Сопин попросил ее постирать гимнастерку. Вынимая из кармана партбилет, между листков обнаружила крест. С лейтенантом в одном батальоне они до Берлина дошли, войну невредимыми завершили в Японии. Память название города сохранила — Хайлар.

Из чего слагаются победы? Из гениальности расчетов полководцев? Технической вооруженности солдат? Но опыт знает и другую меру. История бросала на весы страдания людей, чистоту человеческих помыслов, способность редкую не думать о себе, уменье со смирением переносить всеобщую беду и общие невзгоды, наконец, каждодневный самоотверженный труд.

Демидова Елизавета Николаевна, прихожанка Свято-Троицкой церкви, стирала в деревне Тимково для фронта белье. Вручную, без машин. Никому бы не знать, что такое белье из солдатских окопов! На каждую прачку — сто пятьдесят комплектов в день, вместе с обмотками. Воду для стирки из озера на себе носили, все три года, пока в этих местах шли бои. Без отгулов, без выходных...

А для Анны Виссарионовны Александровой, прихожанки этой церкви, трудовой фронт был в равной мере и боевым. Под пулями и артобстрелом рубили просеки в районе Кандалакши для прохода танков, ставили надолбы, сооружали противотанковые рвы.

— Нас привезли под Кандалакшу в сорок первом тысячу человек, — рассказывает она, — а домой в сорок пятом вернулось тринадцать. Такие были потери.

Ее осколком снарядным в голову ранило, она с обрыва высокого в речку упала. Господь не дал утонуть, с трудом, а на берег выбралась.

— На мне два креста было, — вспоминает Анна Виссарионовна. — Кроме маленького, обычного, большой, с распятием, от прадедов, — родовой. Он меня от беды ограждал. Тонула — не утонула, из больницы, где осколок вынули, не в квартиру, в землянку холодную привезли, а я опять жива!

У Марии Прокофьевны Силич брат на фронте погиб, и могилу отыскать не удалось, хотя они с матерью найти ее долго пытались. Мама перед смертью стала часто сиживать у обелиска из черного мрамора, что поставлен над озером в память погибших воинов Бологого. На вопрос, почему здесь сидит, отвечала, что это "Колина могилка". Она, оказывается, сына в церкви отпела и земельку в пакете подкопала под обелиск.

Память. Она уводит в сумерки Истории и возвращает события, которые снова врываются в нашу жизнь.

В июльском небе сорок первого над станцией Березайка, что в тридцати километрах от Бологого, шел воздушный бой. Наш истребитель дрался с "мессершмитом". Бой был такой ожесточенный, что, как писала спустя сорок четыре года местная газета "Новая жизнь", в воздухе все трещало, и не понять было, где наш, а где фашист — такая вертелась карусель. Потом один самолет загорелся, и люди, прибежавшие к месту, где он упал, с тайной надеждой, что это стервятник, увидели торчащий из болота фюзеляж с красной звездой.

Сорок четыре года спустя мальчишки-следопыты извлекли из болота самолет и останки пилота. Им оказался Федор Федорович Голодный, двадцатишестилетний старший лейтенант 126-го истребительного полка, кавалер ордена Красного Знамени за номером 3115. Его кандидатская карточка коммуниста и справка на получение новой техники были пробиты вражеской пулей. Березайцы летчика похоронили с почестями, на могиле говорили теплые, проникновенные слова. А березайские женщины, члены Свято-Троицкой общины, сделали то, о чем в газете не было написано. Они собрали деньги и приехали к настоятелю храма отцу Василию с просьбой воина погибшего отпеть. И заказали сорокауст. И записали имя летчика в свои поминальники.

Когда фашисты разбомбили поликлинику, в регистратуре которой трудились Евдокия Новикова и Зина Ефимова, девушки обратились в военкомат с просьбой дать им работу для фронта. Враг рвался к Москве, бои шли в пятидесяти километрах от Бологого. Дни и ночи безвыходно в прачечной ДЕЗ — отряда № 8 военчасти 70509. Стирка шинелей вручную без отгулов, отпусков, без выходных. Мозольные бугры на девичьих запястьях были такие, что после войны хирург предлагал операцию.

— Немного легче стало, — рассказывает Евдокия Андреевна, — когда освободили Калинин. Наша часть в составе Западного фронта стала медленно продвигаться на запад. Началась жизнь на колесах.

— И под бомбами были, — вздыхает она, — и под обстрелы артиллерийские сколько раз попадали, а Бог нас с Зиной сохранил: мы с крестиками своими не расставались, постоянно прибегая к защите молитв.

Однажды был такой случай. Только-только девушки завершили работу — выстиранным, отглаженным и уложенным в штабеля бельем была доверху забита большая, метров на тридцать, комната. И вдруг артобстрел. Снаряд снес крышу с дома, где лежало готовое к отправке на передовую белье. Потолок был пробит и балки угрожающе зависли, готовые вот-вот обрушиться вниз. Никто не решался туда войти.

— А мне, — говорит Евдокия, — до того стало жаль затраченного труда, да и в окопах, знаю, белье солдатам было крайне необходимо, так что я, помолясь, решилась все-таки его спасти. Творя молитву Богородице, работала больше часа, и лишь успела вынести последний тюк, потолок обрушился с грохотом — будто кто его невидимо держал...

И еще им Божия милость явлена была. Их поезд следовал в Латвию. Состав, что шел перед ними, был атакован с воздуха и полностью разбит. Они — единственные, кто после ремонта путей пересек границу Латвии благополучно, следующие за ними составы тоже были разбиты. Латыши по этому поводу говорили: "Святой поезд".

А как хотелось во время войны попасть на службу в церковь! Но в городах и селах, куда часть входила, все храмы были разрушены. И только в Латвии, в городе Резекне, небольшая православная церквушка уцелела от огня войны.

— Мы ходили туда, как на праздник, — говорит Евдокия. — Старший лейтенант Финогенов, хороший был человек, нас в храм молиться отпускал.

Там, в Резекне, для нас с Зиной и война закончилась.

Рассказывает прихожанка Свято-Троицкой церкви Мария Прокофьевна Силич:

— Я работала телефонисткой в Управлении дороги и об ужасах тех дней знаю не по рассказам. Бологое вспоминается в огне. Когда наши оставили Калинин, прямая железнодорожная связь между Москвой и Ленинградом была прервана. Эшелоны из Сибири, с Урала и Средней Азии шли на Северный и Западный фронт в обход Москвы через Бологое. Каждую ночь с восьми вечера до четырех утра нас бомбили — по налетам можно было сверять часы. Ночью от огня все сверкало. Небо полыхало багровым заревом — в трех километрах от Бологого, в Медведево, стояли наши зенитчики, по наземным целям били "катюши", наша "телефонка" от взрывов дрожала и прыгала, а мы работали, обеспечивая дороге бесперебойную связь. Утром после смены выйдешь с коммутатора, а вокруг вся земля изрыта воронками и угол дома отбит. А все же Господь нас берег — прямых попаданий мы избежали, так велика была сила наших девичьих коллективных молитв. В те дни молились все, даже дети. Помню, однажды во время налета мы были дома: я и два моих племянника. Бомбы сыпались смертоносным дождем, соседний дом начальника связи Маньковского был разнесен прямым попаданием в щепье, хозяин дома был убит, а у нас взрывной волной выбило рамы и двери. И тут мой младший племянник взмолился: "Спаси нас, Господи!", а старший вслед за ним: "Господи, пронеси их мимо!". Детей никто не учил, они сами в минуту опасности нашли защитные слова и Того, к кому с ними следует обратиться. Один из них, Юра Архипов, и сейчас при отделении дороги работает юристом, я ему иногда то время напоминаю. Спали не раздеваясь, во сне прислушиваясь к сигналам тревоги — не верилось, что когда-нибудь можно будет досыта наесться. Пятьсот граммов хлеба делили на три доли и ели его, запивая водой. Ни картофелины, ни свеклины не было ни у кого — огороды никто не сажал, их каждую ночь "пахали" немецкие бомбардировщики. Молитва нас укрепляла и давала силы выстоять.

О спасительной силе молитвы свидетельствуют прихожанки Нина Васильевна Ефремова, Мария Потаповна Дегтярева, Зинаида Алексеевна Качина.

— Я и сейчас удивляюсь, — говорит Нина Васильевна, — как нас Господь в таком пекле спас.

В семнадцать лет, находясь на казарменном положении, она работала на третьем участковом материальном складе Калининской железной дороги бухгалтером. Женщина по соседству жила, ее во время налета в собственном доме убило — взрывной волной вместе с диваном по воздуху пронесло и зашвырнуло на крышу двухэтажного дома.

— А я, Бог миловал, жива осталась, хоть железнодорожный склад — объект стратегический, но за все боевое время ни одного попадания. Выходит, велика сила молитвы, поскольку другой защиты у меня не было.

Охранную силу молитв подтверждает Мария Потаповна Дегтярева.

— В те трудные годы, — вспоминает она, — лишь молитвами спасалась от беды. И когда аэродром в Воронеже под бомбами строила. И когда волчья стая (их в войну много в наших краях развелось) неожиданно из лесу на дорогу выскочила, а я на лошади одна. И когда для фронта кожи выделывала (для седел, для сапог) да овчины для тулупов военных дубила. И даже когда в сушильных печах кора дубильная огнем занялась.

Ночью дело было. Мария из-за бомбежки спать в цехе осталась, и вдруг как толкнул кто — "горим!". С молитвой ложилась, с молитвой вставала — так с ранних лет родители приучили: строгой веры были у нее отец и мать. Сколько маминых молитв она солдатским матерям за годы войны написала! Сколько понеслось их в треугольничках в окопы к сыновьям!

— Своего жениха, — говорит Мария Потаповна, — я на фронте молитвами сохранила: вернулся жив и невредим. А на волков Георгия Победоносца в защитники призывала. Стая развернулась и с дороги сошла.

— Много чудес в те времена явил Господь по человеческим молитвам, — говорит Зинаида Алексеевна Качина.

Будучи на казарменном положении, живя в землянке с маленьким сыном, она работала в отделе снабжения Управления военно-восстановительных работ Северо-Западного фронта. В ее задачу входило доставить деньги в Государственный банк. А до банка десять километров. Пешком. Без оружия, без провожатых, вся ее защита — противогаз через плечо, а в двух портфелях 250 -300 тысяч рублей. Сейчас это кажется чудом. Не день, не неделя, не месяц, а два с половиной года. "Господи, благослови", — и в путь.

— Идешь, а сама на небо поглядываешь. Как только появятся "мессершмиты", бежишь и заваливаешься в кювет. Однажды шла лесом, задумалась, и вдруг над головою рев и черная тень на дороге: надо мною на бреющем полете "юнкерс". До кювета не добежать, уткнулась лицом в дорожную колею: "Господи, пронеси, сохрани и помилуй!". Стервятник низко шел, вполне мог очередью пулеметной прошить.

... Рядовые народного подвига. Живые слагаемые Победы. Они не поднимали залегшие цепи в атаку, не закрывали собой амбразур, и мало кто из них держал в руках оружие. Но разве в судьбе свято-троицких прихожан не преломлен свет наивысшей, по словам Спасителя, Любви, полагающей "душу за други своя"? Любви, что являет основу каждой великой Победы.

МУЖЕСТВО, ОТВАГА И... ЛЮБОВЬ. Сборник. М., «ПАЛЕЯ», 1997.
Публикация i80_184