Семья, планирование семьи

Лебина Н. Б. В отсутствие официальной проституции // Лебина Н. Б., Шкаровский М. В. Проституция в Петербурге (40-е гг. XIXв. - 40-е гг. XXв.). М., Прогресс-Академия, 1994. С. 179-215.
 
В начало документа
В конец документа

Лебина Н. Б.

В отсутствие официальной проституции


Петербургская демократически настроенная интеллигенция совершенно серьезно считала, что грядущая революция в России будет способствовать уничтожению проституции. Эти мысли высказывались многими участниками Первого Всероссийского съезда по борьбе с торгом женщинами в 1910 г. В качестве одного из путей снижения спроса на продажную любовь предполагалось развитие в обществе свободных половых отношений. При этом некоторые делегаты съезда заявляли, что "идеал свободной любви уже давно осуществлен в пролетариате, где мужчины и женщины в возрасте от 18 до 25 лет сходятся, не вступая в брак"1.

Реальная возможность предложить этот образец половых отношений для восприятия всему обществу представилась очень скоро. Бурный 1917 год перевернул привычный уклад жизни петербуржцев. Перемены коснулись и норм сексуальной морали. Ф. Энгельс в свое время отмечал, что "...в каждом крупном революционном движении вопрос о "свободной любви" выступает на первый план. Для одних это - революционный процесс, освобождение от традиционных уз, переставших быть необходимыми, для других - охотно принимаемое учение, удобно прикрывающее всякого рода свободные и легкие отношения между мужчиной и женщиной"2. Эта мысль представляется достаточно разумной и исторически обоснованной. Принципы семейно-половой морали становились ареной реформаторской деятельности в ходе многих революций. Но с наибольшим размахом социальный эксперимент в области корректировки сексуальных норм был поставлен в революционной России. Затронул он и Петербург.

Изучать психологию интимных отношений весьма непросто. Пожалуй, легче всего изменения, происходящие в этой сфере, выявляются в молодежной среде, наиболее восприимчивой к новшествам любого порядка. Большевистские лидеры возлагали большие надежды по преобразованию России на молодое поколение в целом, и прежде всего на рабочую молодежь. Ей отводилась немаловажная роль и в процессе морального обновления общества.

Предполагалось, что молодые рабочие в новых условиях разовьют те особые нравственные качества, которые якобы присущи их социальной среде. К этим качествам, по-видимому, относили и уровень

сексуальных ориентиров пролетарской массы. Попробуем же оценить историческую реальность, социальные ожидания и их действительное воплощение, насколько это возможно в специфической сфере половой морали, и проанализировать, как все перечисленные факторы повлияли на институт проституции в заметно изменившихся после революции условиях городской жизни.

СВОБОДНАЯ ЛЮБОВЬ

В определенном смысле бывшей столице Российской империи повезло - здесь революционные власти не ввели в действие пресловутого декрета о социализации женщин, имевшего хождение во многих провинциальных городах России. В нем указывалось:

"С 1 мая 1918 г. все женщины с 18 до 32 лет объявляются государственной собственностью. Всякая девица, достигшая 18-летнего возраста и не вышедшая замуж, обязана под страхом строгого взыскания и наказания зарегистрироваться в бюро "свободной любви" при комиссариате призрения. Зарегистрированной в бюро "свободной любви" предоставляется право выбора мужчины в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители супруга... Мужчинам в возрасте от 19 до 50 лет предоставляется право выбора женщин, записавшихся в бюро, даже без согласия на то последних, в интересах государства. Дети, произошедшие от такого сожительства, поступают в собственность республики"3. Многие российские исследователи и сегодня называют декрет фальшивкой, но отрицать всплеск интереса к вопросам пола в первые послереволюционные годы не может никто. Действительно, новая половая мораль, образец которой якобы явил рабочий класс, активно предлагалась жителям Петрограда, в особенности после окончания гражданской войны.

Петроград удивительно быстро сбросил с себя аскетическую суровость эпохи "военного коммунизма". Улицы города ожили, и жизнь вновь стала приобретать привычные формы, одной из которых, несомненно, являются внебрачные отношения между мужчиной и женщиной. Именно эти отношения послужили предметом бурных дискуссий в начале 20-х гг. Причем в обсуждении половых вопросов умудрились принять участие практически все большевистские лидеры. Внешне тон задала А.М. Коллонтай. Пятидесятитрехлетняя Александра Михайловна, явно окрыленная своим романом с Павлом Дыбенко, который был моложе ее на 17 лет, с истинно женским пылом отстаивала на страницах молодежного журнала "Молодая гвардия" свою теорию "Эроса крылатого" - свободной от экономических уз любви. "Для классовых задач пролетариата, - писала А.М. Коллонтай, - совершенно безразлично, принимает ли любовь формы длительного оформленного союза или выражается в виде преходящей связи. Идеология рабочего класса не ставит никаких формальных границ любви"4. Следует отметить, что эти идеи падали на благодатную почву. Они позволяли возвести присущую городским низам вольность нравов на мощную основу.

Сегодня интерес российского, а тем более западного читателя к вопросам личной жизни власть имущих в социалистическом обществе 20-30-х годов вполне удовлетворен. Ныне практически каждый знает, сколько жен было у И.В. Сталина и Л.Д. Троцкого. Всем известно, что академик Н.И. Бухарин в конце жизни женился на юной Анне Лариной, оставив ради нее вторую жену с малолетней дочерью, а В.М. Молотов и М.И. Калинин предоставили своих подруг в качестве заложниц диктаторскому режиму. Обыватель с удовольствием смакует подробности биографий тех, кто наверху, особенно если у них на счету не только великие деяния и великие злодеяния, но и мелкие грешки, слабости, недостатки нравственные и физические.

Наряду с этим явно идеализируется мораль среднего человека. Он в основном невинный мученик системы. Это - вечное заблуждение российского интеллигента, и до революции наивно представлявшего, что освобожденный народ, и прежде всего пролетарий, будет выступать носителем всего нового и прогрессивного в политике, экономике, культуре и даже в интимных отношениях. Но истина оказалась весьма далекой от подобных представлений. Идеал "пролетарской свободной любви" носил весьма специфический характер.

Питерская "революционная" молодежь жила весело. Г. Уэллс, посетив Петроград осенью 1920 г., рассказал о своих впечатлениях на страницах книги "Россия во мгле": "В городах, наряду с подъемом народного просвещения и интеллектуальным развитием молодежи, возросла и ее распущенность в вопросах пола. Тяжелая нравственная лихорадка, переживаемая русской молодежью, - единственное темное пятно на фоне успехов народного просвещения в России"5. Однако не следует расценивать падение нравов как результат одной лишь революции. На рубеже XIX-XX вв. принципы, которыми руководствовалась основная масса населения России во взаимоотношениях полов, заметно изменились. Особенно сильно это чувствовалось в крупных городах типа Петербурга. Действительно, представители пролетариата, и в первую очередь молодежь, довольно рано и весьма свободно вступали в половые связи. И революция здесь ничего нового не внесла.

В начале 20-х гг. у молодых пролетариев, на которых в свое время призывали равняться все общество либерально настроенные интеллигенты, существовала своя не слишком затейливая схема взаимоотношений мужчины и женщины, суть которой изложил для масс комсомольский публицист И. Лин на страницах журнала "Молодая гвардия": "У каждого рабочего парня есть всегда своя девушка. На первых порах он только с ней танцует на балешниках, потом он ее, может быть, и любит, но самое главное, они из одного социального камня... взаимоотношения у них простые и без всяких мудрствовании - биологическое удовлетворение ему дает та же самая девушка"6.

Однако иллюзорные представления о нравственных принципах жизни рабочих были в ходу и в первые послереволюционные годы. В.И. Ленин, судя по воспоминаниям К. Цеткин, считал, что пролетариат "как восходящий класс" вовсе не нуждается в опьянении половой несдержанностью7. А известный врач Л.М. Василевский совершенно серьезно заявлял: "Молодому рабочему не мешают жить и работать мысли (об интимных сторонах жизни.- Н.Л.), они его посещают редко, да и он может справиться с ними усилием воли..."8 Статистические данные достаточно убедительно свидетельствуют о том, как рабочая молодежь реализовывала усилия своей воли. В ходе проведенного, согласно декрету СНК РСФСР от 13 октября 1922 г., обследования удалось выяснить, что в 1923 г. среди петроградских рабочих-подростков, то есть лиц, не достигших 18 лет, интимные связи имели 47% юношей и 62,6% девушек9. Чуть позже, в 1925 г., ленинградские медики по результатам медицинских осмотров отмечали, что молодые рабочие "являются горожанами не только по происхождению, но и живут в городе с детства, в половую жизнь вступают рано, в настоящий момент среди них половина холостых"10.

Свободные, необременительные отношения процветали среди рабфаковцев и студенчества, и отнюдь не "белоподкладочного", столь знаменитого своими традициями бесшабашной гульбы и кутежей. Появление среди учащихся высших учебных заведений значительного количества девушек, жизнь в общежитиях, быт которых нес печать особой вольницы, внесение в интеллигентную среду не только пролетарской идейной закалки, но нередко и простых нравов фабричных окраин и деревенских посиделок, - все это не могло не сказаться на образе жизни студенчества- Так, студентка факультета общественных наук при Петроградском университете А.И. Ростовцева вспоминала, что в начале 20-х гг. в общежитии шли бурные споры о любви в новом обществе и "самым ярким нигилистом" в вопросах пола оказалась ее сокурсница, приехавшая из Ярославской губернии. Эта недавняя крестьянка утверждала, что "любовь - кремень для зажигалок, а дружбы между мужчиной и женщиной быть не может, это только одна видимость: в основе лежит взаимное влечение, и только"11. Социологи путем опроса студенчества выявили, что в 1922 г. более 80,8% мужчин и более 50% женщин имели кратковременные половые связи, при этом лишь 4% мужчин объясняли свое сближение с женщиной любовью к ней 12.

В рабочей среде число сторонников "свободной любви" постоянно росло. А.М. Коллонтай одобрительно относилась к этому, считая, что только "мелкобуржуазная среда готова (в этом случае. - Н.Л.) вопить о разврате". "Когда говорят о слишком свободных отношениях, - утверждала А.М. Коллонтай в январе 1926 г., - то при этом совсем забывают, что эта молодежь почти совсем не прибегает к проституции. Что, спрашивается, лучше? Мещанин будет видеть в этом явлении "разврат", защитник же нового быта увидит в этом оздоровление отношений"13.

Приведенное утверждение довольно сомнительно. Бесконтрольные половые связи влекли за собой появление внебрачных детей. Представители пролетариата оказались впереди и здесь. В 1927 г. в Ленинграде на 100 мужчин-рабочих родилось 3,3 внебрачного младенца, тогда как на 100 служащих - 1,5, а на то же число хозяев - 0,7. Кроме того, свободная любовь при всей своей "революционности" не была ограждена от таких типично "капиталистических" последствий, как венерические заболевания. В кожно-венерологическом диспансере одной только больницы им. Нахимсона в 1925 г. было зарегистрировано более 2 тыс. больных сифилисом, причем молодежь в возрасте до 25 лет составляла более 40% состоявших на учете14. А сколько юношей и девушек, стыдясь огласки, не обращались к врачам? Летом 1926 г. в ходе обязательного врачебного освидетельствования рабочих "Красного треугольника" выяснилось, что более половины работающих подростков заражены венерическими болезнями15. Самым неприятным в этой ситуации было то, что связи с публичными женщинами, от которых до революции в основном заражались сифилисом, оказались не единственной причиной распространения венерических заболеваний. Причиной болезней в 20-е гг. в немалой степени явилось свободное интимное общение, как правило не имевшее ничего общего с истинной любовью; отсутствие привычной и довольно распространенной ранее формы проведения свободного времени - вполне официальных походов к проституткам - многие молодые люди заменили теперь "вечерками". Один из участников таких посиделок писал в 1927 г. в журнале "Смена": "У нас распространены вечерки, где идет проба девушек, это, конечно, безобразие, но что же делать, раз публичных домов нет". Редакция журнала не преминула осудить поборника незамедлительного удовлетворения интимных потребностей, но у него нашлось немало сторонников. Молодой ленинградский рабочий считал, что девушки на такие "мероприятия" приходят сами, и потому ничего зазорного в этом нет, хотя и похоже на публичные дома16.

Нередко так называемая "свободная пролетарская любовь" находила выражение в групповых изнасилованиях. Показательно в этом плане преступление, совершенное в Ленинграде летом 1926 г. в знаменитом Чубаровом переулке, который до революции считался центром торговли женским телом. Преступники -- 26 молодых рабочих, большинство с завода "Кооператор", - пытались оправдать себя тем, что в этих местах могли вечером находиться лишь публичные женщины 17. "Чубаровцы" были сурово наказаны, ленинградцы писали гневные письма в газеты, требуя расправы над насильниками. Но нашлись и сочувствующие насильникам. Прокурору города М.Л. Першину, выступавшему перед молодежью завода "Красный путиловец" с рассказом о "чубаронском" деле, было адресовано немало записок с вопросами, среди которых прозвучал и такой: "А если у ребят невыдержка, нетерпежка, что делать?"18

Получило развитие совершенно парадоксальное явление - свободные половые связи все чаще стали приобретать характер отношений, близких по сути к проституции если не в материальном, то, во всяком случае, в духовно-нравственном смысле. Это были отчужденные безличные интимные контакты, нередко с несколькими партнерами одновременно, часто по принуждению. Довольно распространенными стали случаи "петровщины" - явления, получившего свое название по фамилии учащегося московского фабрично-заводского училища, который убил девушку, отказавшуюся удовлетворить потребности его "свободной комсомольской любви", В Ленинграде факты принуждения к сожительству настолько участи лись в рабочей среде, что в 1929 г. в город прибыла комиссия ЦК ВКП(б) по расследованию случаев "нетоварищеского обращения с девушками"19. Примерно в это же время Выборгский райком комсомола предпринял попытку разобраться в причинах роста неблагоприятных явлений в среде молодежи. Силами комсомольцев, педагогов, медиков в районе была проведена первая и, увы, последняя бытовая молодежная конференция. Результаты опросов ее участников показали, что молодое поколение рабочих вполне освоило идеи свободной любви в своем понимании. По данным 1929 г., половую жизнь до 18 лет начали 77,5% мужчин и 68% женщин, при этом 16% юношей вступили в половую связь в 14 лет. Многие молодые люди имели одновременно по 2-3 интимных партнера, причем особенно в этом преуспели комсомольские активисты. Как писали авторы книги, обобщившей опыт конференции, "56% активной молодежи относится к группе легкомысленной и распущенной"20.

По-прежнему распространенными в среде подрастающего поколения были сифилис и другие венерические заболевания. Но главное, что большинство юношей и девушек "просто смотрели на вещи": половой акт с любым партнером мог совершиться за подарок - пару фильдеперсовых чулок или лакированные туфли - предел мечты фабричной девчонки конца 20-х гг., за приглашение в кино, театр, ресторан. С.И. Голод, один из первых советских исследователей, еще в конце 60-х гг. осмелившийся поднять вопрос об особенностях полового поведения в социалистическом обществе, справедливо писал о том, что женщины, поступающие таким образом, относятся к группе, "стоящей на грани проституции"21. Получалось, что проповеди "свободной любви" не спасали от социального зла, каким считалась торговля женским телом, а, наоборот, его усугубляли- Может показаться на первый взгляд, что в этот тупик новое общество зашло только благодаря сторонникам теории "стакана воды", к которой тяготела и А.М. Коллонтай. Но на самом деле все было значительно сложнее.

По сути свобода в области любви, в понимании А.М. Коллонтай, то есть любовь, не связанная материальными узами, основанная на духовном влечении, на интимном контакте личностей, а не особей и тем самым способствующая совершенствованию человека, была большой редкостью в среде рабочих. Этому препятствовали многие факторы: низкий культурный уровень основной массы горожан, примитивные представления о месте женщины в обществе, отсутствие элементарных материально-бытовых и гигиенических условий, а также определенная политика новых властных и идеологических структур. Их руководители довольно скоро поняли, что для полного сосредоточения человека на проблемах построения социализма необходим строгий контроль за интимной жизнью. Уже в 20-х гг. начинает постепенно оформляться официальная линия на планомерную деэротизацию советского общества. В своем стремлении отделить "Эрос крылатый" от "Эроса бескрылого" А.М. Коллонтай осталась в одиночестве. На смелую поборницу духовности в любви обрушился мощный поток критики, во многом опиравшейся на позицию В.И. Ленина, который, по воспоминаниям К. Цеткин, утверждал, что "сейчас все мысли работниц должны быть направлены на пролетарскую революцию", а не на вопросы любви". Главным оппонентом А.М. Коллонтай выступила П.В. Виноградская, проповедовавшая весьма сомнительные, но соответствующие духу времени сентенции: "Любовью занимались в свое время паразиты печорины и онегины, сидя на спинах крепостных мужиков. Излишнее внимание к вопросам пола может ослабить боеспособность пролетарских масс"23. Еще дальше в своих рас суждениях заходил А.Б. Залкинд, которого недаром именовали "врачом партии". Он утверждал: "Необходимо, чтобы коллектив радостнее, сильнее привлекал к себе, чем любовный партнер. Коллективистическое, истинно революционное тускнеет, когда слишком разбухает любовь"14. И вероятно, для того чтобы этого не случилось, А.Е. Залкинд разработал 12 принципов полового поведения пролетариата. При этом он счел должным откомментировать христианскую заповедь "Не прелюбодействуй" в духе нового революционного времени: "Наша точка зрения может быть лишь революционно-классовой, строго деловой. Если то или иное половое проявление содействует обособлению человека от класса, уменьшает остроту его научной, (т.е. материалистической) пытливости, лишает его части производственно-творческой работоспособности, необходимой классу, понижает его боевые качества - долой его"25.

Некоторым принципам, выдвинутым А.Б. Залкиндом, вероятно, нельзя отказать в элементах здравого смысла, особенно учитывая распущенность молодежи больших городов в вопросах взаимоотношений полов. Безусловно, можно разделить разумное мнение о вредности слишком раннего вступления в интимную жизнь, о низости ревности, о любви "как завершении глубокой и всесторонней симпатии и привязанности". Но нельзя не оценить как бестактное, бесцеремонное вмешательство в личную жизнь людей "принципов", предполагавших регламентировать способы интимной жизни и ее периодичность. А девятая и двенадцатая заповеди вообще покажутся современному читателю цитатой из Е. Замятина или Дж. Оруэлла: "9. Половой подбор должен строиться по линии классовой, революционно-пролетарской целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специального полового завоевания... 12. Класс в интересах революционной целесообразности имеет право вмешиваться в половую жизнь своих членов. Половое должно подчиняться классовому, ничем последнему не мешая, во всем его обслуживая"26.

"Заповеди" А.Б. Залкинда являются ярким свидетельством того сумбура, который воцарился в умах даже вполне образованных и культурных представителей коммунистической партии в результате соединения рабочего движения и революционной теории, в данном случае увязывания стиля полового поведения городских низов с идеями о свободной любви. Вместо того чтобы развивать общую культуру масс, что, несомненно, привело бы к оздоровлению отношений между полами, внушать мысли об относительности понятия "свобода", тем более в интимных вопросах, предлагалось попросту "запретить" нормальные проявления человеческой натуры даже в самых цивилизованных формах. Казалось бы, вся человеческая природа должна была бы восстать против этого революционно-классового абсурда. Действительно, как "чушь и мещанскую накипь, которая желает лезть во все карманы", оценил заповеди А.Б. Залкинда Н.И. Бухарин27. Но у "врача партии" нашлось немало сторонников. Так, Ем. Ярославский, выступая на XXII Ленинградской губернской конференции в декабре 1925 г., активно проповедовал половое воздержание, которое "...сводится к социальной сдержке"28. Неистовые ревнители социалистического аскетизма нашлись и в среде комсомольских активистов. Таковым по духу было, в частности, выступление члена Московско-Нарвского райкома ВЛКСМ г. Ленинграда на "Красном путиловце" в 1926 г. на встрече прокурора города с молодежью завода, посвященной "чубаровскому делу". Ответ активиста на вопрос, естественный в обстановке свободно и широко обсуждавшейся проблемы интимных взаимоотношений о том, как молодому человеку удовлетворить его нормальные физиологические потребности в новом обществе, прозвучал достаточно резко и безапелляционно; "Нельзя позволять себе такие мысли. Эти чувства и времена, бывшие до Октябрьской революции, давно отошли"29. Подобным образом наставлял молодых рабочих фабрики "Красный треугольник" и инструктор ЦК ВЛКСМ: "Молодежь начала больше интересоваться личной жизнью. С этим надо бороться"30. Центральный же Комитет ВЛКСМ, обследовав в конце 20-х гг. ряд комсомольских организации крупных городов, в том числе и Ленинграда, строго указал: "Советскому государству нужны только люди энергии, упорства и настойчивости, любящие только общеклассовое дело..."31

В связи с пропагандировавшейся идеей о нарастании остроты классовой борьбы политические мотивы стали все отчетливее прослеживаться в ходе попыток общественного вмешательства в проблему взаимоотношений полов. Примечательным в этом плане является нашумевшая в 1927 г. история, имевшая, правда, место на московском заводе "Серп и молот", но достаточно типичная для того времени, ибо она вполне могла произойти и в Ленинграде. В нетоварищеском отношении к девушке - попытке склонить ее к интимной связи - обвинялся комсомолец А. Деев. Общественный суд не смог толком разобраться в степени виновности молодого рабочего. Не случайно юристы подчеркивают, что при рассмотрении дел об изнасиловании чрезвычайно важно исследовать черты личности потерпевшей. Однако это не было принято во внимание. На решение конфликтной комиссии оказал влияние факт социального происхождения обвиняемого - он был сыном кулака. Квинтэссенция речи общественного обвинителя С.Н. Смидович - одной из оппоненток А,М. Коллонтай - заключалась в следующем: "Эксплуататорское отношение А. Деева к девушке привело нас к выявлению его кулацкой психологии". Действия комсомольца, обстоятельства которых так и не удалось выяснить, были квалифицированы как "непролетарское, некоммунистическое поведение в быту". А. Деева исключили из комсомола, вменив ему в вину то, что он "блокировался с кулаком и противодействовал политике Советской власти"32. Таким образом, на первый план выдвигалась лишь политическая мотивация оценки аморального поведения. К сожалению, подобный подход становился обыденным. Сомнительного содержания теоретизирование о классово-революционном подборе пар способствовало активному вторжению идеологии в интимные отношения молодежи больших и малых социальных структур, что в конечном итоге должно было привести к нивелированию личности, ущемлению ее прав, а вовсе не воспитанию высоких чувств.

Судя по статистическим данным, идеи социалистического аскетизма не прижились в пролетарской среде в 20-е гг. Юноши и девушки с фабричных окраин рано и вполне безответственно продолжали вступать в половые связи. Это, конечно, не имело ничего общего с идеалами свободной любви, о которой мечтали демократы прошлого. Думается, что в первое послереволюционное десятилетие в

сексуальном поведении представителей пролетариата даже такого крупного города, каким был Ленинград, не произошло сильных изменений ни с точки зрения особой его либерализации, ни с точки зрения одухотворения.

По-иному складывалась ситуация в 30-е гг. Форсированная индустриализация со "штормами" и "штурмами" не прошла мимо Ленинграда. Его население только за период с 1926 по 1932 г. увеличилось почти вдвое, достигнув 2,8 млн. человек. Прирост численности горожан происходил в основном за счет притока выходцев из деревни. Естественно, значительно пополнились и ряды рабочих, основным поставщиком которых стала сельская молодежь. Условия ее жизни в большом городе оказались весьма тяжелыми. Жилищная проблема в Ленинграде в 30-е гг. стояла весьма остро, и большинству приезжих молодых людей приходилось очень нелегко. Уже в 1928 г. комитет комсомола Балтийского завода с тревогой констатировал, что набранных на предприятия из ФЗУ ребят некуда селить. Многие подростки "живут в подвалах, на чердаках, ходят по ночлежкам"33. Самым реальным выходом из создавшегося. положения представлялось открытие общежитии, количество которых в 30-е гг неуклонно росло. К 1937 г. в Ленинграде насчитывалось 1700 общежитии, в которых проживало около трети молодых ленинградских рабочих. Цифра внешне не очень внушительная, но за ней скрывалась неприглядная действительность. В бывшем Ленинградском партийном архиве, ныне Центральном государственном архиве историко-политических документов, сохранилась докладная записка, адресованная руководителям областной организации ВКП(б) А.А. Жданову, А.С. Щербакову, А.И. Угарову, "О положении в ряде общежитии Ленинграда". Согласно этому документу, проверка, проведенная в феврале 1937 г., показала, что общежития "...не оборудованы в соответствии с минимальными требованиями, содержатся в антисанитарных условиях". Авторы докладной записки были весьма сдержанны в своих оценках, что на деле означало следующее: "В общежитии фабрики "Рабочий" в помещении Александро-Невской лавры комната на 80 человек, нет вентиляции, нет мебели, кроме кроватей, больные живут вместе со здоровыми, стирка постельного белья не осуществляется, несмотря на распоряжение Ленсовета. В общежитии мясокомбината на 46 человек - 33 койки, отсутствует плита для варки пищи, всего один умывальник, рабочие из-за этого уходят на работу не умываясь... На фабрике "Возрождение" в общежитии в 30-метровой комнате живут 20 человек на 14 койках"34. Попутно здесь же отмечалось, что "в ленинградских общежитиях имеют место пьянство, драки, прививается нечистоплотность и некультурность..." Живущие там молодые люди нередко усваивали нормы поведения, характерные для криминальной среды. Секретарь комсомольской организации фабрики "Красный треугольник" рассказывал на страницах журнала "Смена", что речь общежитских ребят засорена "блатными" словечками, идеалом поведения для них служат представители "взрослой шпаны", а одна девушка, бывшая детдомовка, вообще с гордостью именовала себя "марухой". В переводе с "блатной музыки" 20-30-х гг. это означало - "развратная женщина, сожительница члена преступного мира, девка, проститутка"35.

По сути, к концу 30-х гг. XX в. социалистическое государство воссоздало в бывшем Петербурге целый слой трущобных жителей с присущими ему привычками и нравами. Пьянство, азартные игры, воровство - характерные черты быта ленинградских рабочих общежитии, - конечно же, были неотделимы от половой распущенности. Он а усугублялась невозможностью решить сексуальные проблемы посредством брака в условиях жилищной нужды. Опрос молодых рабочих, проведенный в Ленинграде в 1934 г., показал, что многие из них не женятся именно из-за отсутствия комнаты. Думается, что все эти факторы отнюдь не способствовали сокращению внебрачных, случайных связей в среде "передовой пролетарской молодежи". В 1933 г. бюро Ленинградского городского комитета комсомола вынуждено было принять специальное решение о борьбе с венерическими заболеваниями среди рабочей молодежи. В постановлении предлагалось "привлекать отдельных комсомольцев к комсомольской ответственности, а также к уголовной за половую распущенность", а кроме того, "особенно усилить борьбу с половой распущенностью в общежитиях промышленных предприятий"36.

Это, конечно, косвенные, но достаточно красноречивые свидетельства фактов "свободной любви" весьма специфического толка, довольно невысокого уровня морали в области интимных отношений части молодых ленинградцев в 30-е гг. Примерно с 1932 г. в городе резко подскочило число правонарушений, совершаемых несовершеннолетними. С 1928 по 1935 г. количество задержанных малолетних преступников в возрасте до 18 лет выросло более чем в четыре раза, заметно превысив показатели предыдущего десятилетия37. Подростки чаще всего попадались на кражах, но и к половым преступлениям "беспризорники 30-х гг." имели самое непосредственное отношение. Лица, совершавшие групповое изнасилование, в эти годы уже не становились объектом всеобщего внимания в отличие от небезызвестных "чубаровцев" по причине типичности этого вида преступлений для жизни социалистического Ленинграда.

По данным секретных сводок, поступивших в Ленинградский обком ВКЛ(б) из управления милиции города, летом 1935 г. в Нарвском районе группа подростков, частично состоявшая из беспризорников, частично из местной фабричной шпаны, систематически совершала изнасилования несовершеннолетних. В 1936 г. такие случаи имели место в Кировском районе. В 1937 г. в парке Ленина, там, где до революции размещался своеобразный "рынок" проституток, и на пляже у Петропавловской крепости было зафиксировано 9 групповых изнасилований38. Преступники, совершавшие подобные действия, как правило, отличались особой циничностью, вопиющей безнравственностью, жестокостью, И это были люди, которые не только сформировались в послереволюционный период, многие из них родились при Советской власти. Известный врач Л.М. Василевский, и до революции, и в начале 20-х гг. активно занимавшийся изучением норм сексуальной морали молодежи, справедливо подметил, что а...половой разврат - родной брат постоянных армий и казарменного строя"39. Думается, что и сталинский социализм с его фетишизацией общественного образа жизни и нищенством большинства населения таил в себе и беспорядочность интимных связей, и половую распущенность.

Далее...