Само слово "мужественный" имеет корень "муж-" ( то есть связано с понятием "мужчина"). Реально же оно обозначает не столько принадлежность к мужскому роду, сколько специфическое проявление благородства. При этом получается как бы языковая путаница, т.к. язык, словно "предполагая" (в соответствии с упомянутым порядком бинарных оппозиций), что женщина не может обладать "мужскими" качествами, лишает ее возможности обладать и тем качеством специфической отваги, которое здесь имеется в виду, несмотря на то, что жизнь весьма часто именно женщин ставит в такие положения, которые требуют проявления этой черты характера. И женщины обнаруживают ее, несмотря на своеобразную "языковую яму", которая затрудняет культурную фиксацию такого поступка со стороны женщины, то есть обрекает его на культурное небытие. Итак, мы очень бегло коснулись тех проблем, которые встают в образовании, а также проблем, связанных с языком.

Теперь поговорим еще о других областях и прежде всего о том своеобразном положении, в котором оказалась женщина в религиозной сфере. Ситуация, в которую женщина поставлена в Христианстве, еще ждет своего систематического анализа. Здесь мы попытаемся только упомянуть некоторые из наиболее важных проблем. Как известно, умаление роли женщины в религиозном отношении продолжалось в течение всего исторического периода существования Христианства. Хотя из Священного Писания следует, что женщины постоянно окружали Иисуса во все время его пребывания на Земле и без них дело его жизни было бы, вообще говоря, немыслимо, но об этом практически как-то не упоминается. Не рассматривается, как правило, вопрос о том, что именно женщины возвестили народу о Воскресении Христа, именно им явился Ангел при Гробе Господнем. Если бы они не имели совершенно никакого значения для событий той поры, то, наверное, не через них было бы послано такое важнейшее сообщение, как весть о Воскресении. Далее известно, что в раннехристианских общинах были женские служения, а мы теперь, следуя навязанному нам пониманию, так привыкли к тому, что священником может быть только мужчина, что сама мысль о священниках-женщинах иногда рассматривается как прямое святотатство, а ведь в отношении реальной веры пол верующего не имеет никакого значения. Когда же началось это искажение религиозности?

Как указывает уже упоминавшаяся нами Э. Мольтманн-Вендель,¹⁰⁾ в Христианстве религиозное вытеснение женщин было начато сразу же после Вознесения Христа, вероятно, с начала создания Священных Книг. Первые такие попытки видны уже у апостола Павла. Все мы знаем, что до сих пор при заключении брака священники, как правило, охотно произносят его слова из главы 5 Послания к Ефесянам: "Да убоится жена мужа" (мы имеем в виду, конечно, современное понимание слова "убояться"), это, если вдуматься, и есть слова о том, что мужчина - глава, вершина иерархической пирамиды, что любит он, а жене, находящейся на нижних ступенях общественной лестницы, не даровано даже право любить - она должна мужа бояться, а ведь это по сути дела - отказ в возможности осуществлять основное право христианской добродетели. Просто непонятно, как можно вообще приписывать какому бы то ни было человеку такую норму, как бояться другого человека. Это странно звучит вообще, и тем более странно это слышать от имени религии, смысл которой в освобождении человека, поскольку лишь свободный человек открыт для деяний любви, составляющих основной смысл жизни во Христе. Что это за странная норма, которая состоит в том, что нужно "бояться другого человека"?

Как мы уже говорили, пол верующего для христианской религии не должен иметь никакого значения, и это было возвещено Христом, и не один раз, однако, несмотря на свидетельства самого Христа, искажения этого положения мы можем встретить сплошь и рядом, поскольку и на сами структуры нашего бытия, и на теологию наложило свой отпечаток то, что они в течение двух тысяч лет пребывали "в руках" и "головах" патриархатно настроенных мужчин. В результате и они стали отражать их опыт дуалистического категориального мышления.

Этот дуализм пронизывал весь строй жизни. К сожалению, и теологи приложили к этому свои усилия, причем с самого начала возникновения теологии. Так, уже для Августина эмоции относятся к сфере плоти, рациональность - духа, а поскольку для него очевидно, что женщина - олицетворение плоти, а мужчина - духа, то он делает заключение: "Где правит плоть и служит дух, там в доме царят извращенные порядки. Что может быть хуже дома, где жена господствует над мужем. Прав тот дом, где муж повелевает, а жена повинуется. Прав человек, в котором властвует дух, а служит плоть". ¹¹⁾

Особенно в этом отношении отличался самый основательный теолог-систематик Фома Аквинский: мышление он считал подлинно мужским актом - мышление и особенно проявление воли. "Человек есть субъект познания и воли", - пишет он, но что касается женщины, то практически не только Фома, а и многие другие теологи участвовали в укреплении стереотипа, соединяющего женщину не с мышлением и разумом, а с плотью (возможно, на том основании, что мужчина испытывал по отношению к ней эмоции сексуального плана). На самом деле в женщине "плоти" столько же, сколько и в мужчине, ведь разве у мужчин нет тел? Однако вспомним ходячую фразу, которая существовала издревле: "женщина сосуд греха". Объяснение этого странного мнения нужно, вероятно, искать в том, что совсем не женщина, а, наоборот, мужчина испытывал при виде женщины побуждения, которые он расценивал как греховные, но по какой же безупречной логике оказывалось, что именно женщина от этого становилась грешной? Потому просто, что так хотелось? Или потому, что культура взяла на себя задачу вменения имеющимися у нее средствами того, чего не было в действительности, с тем чтобы оно существовало хотя бы в каком-нибудь виде? Своеобразный способ принуждения женщины к греху!

Свое продолжение эта логика нашла в Средние Века, когда мужчина без обиняков был провозглашен высшей формой проявления человеческой жизни (несмотря на то, что он лишен целой человеческой функции, которой обладает женщина - возможности производить себе подобных). Действительно так: он был объявлен высшим проявлением человеческого бытия и это не было простой метафорой. В соответствии с этим пониманием, за женщиной, пусть и крещеной (ее же нельзя было потерять совсем - вообще причины вовлечения в религиозную жизнь мужчин и женщин были всегда разные), в то время не признавали Imago Dei, то есть ей в явочном порядке было отказано в проявлении Образа Божия. Это очень серьезный шаг. Практически этим она была выброшена из сферы религиозной жизни.

В этом смысле нет ничего удивительного в том, что через некоторое время начали складываться предпосылки "охоты на ведьм". Результатом господства рациональности подобного типа явилось взвинчивание мужского невротизма, желание человека-мужчины отбросить свои темные стороны, воплотив в себе только проявления столь ценимого разума. При этом он испытывал страх перед сколько-нибудь серьезным осознанием реальной ситуации и тех причин и оснований, на которых зиждется его господство. В таком случае мужчина мог рассчитывать на выживание, только преследуя "свою тень", то есть тень своего постоянно возобновляющегося двусмысленного положения, в виде этой тени, неминуемо напоминающей о ложности и нечистоте причин мужского превосходства, и выступала женщина. Живое свидетельство мужской несостоятельности, она стала для него воплощением не только греха, но и "темных" сил, не только "шлюхой", но и "ведьмой", то есть предметом не только мужских вожделений, но и мужских страхов.

Пиком подобной логики оказывается понимание самого Бога как Царя, Судьи. На протяжении всей истории теологии Бога наделяли множеством мужских имен, титулов и качеств. Так он и вошел в христианское благочестие. Он настаивает на послушании, он требует жертвы. В церкви "для малообразованных" прихожан утверждается образ Бога как строгого отца семейства. Мужское начало в семье, таким образом, нашло свое авторитарное закрепление в таком мощном религиозном институте, как церковь. Одновременно с этим внутри этой структуры были четко зафиксированы женская роль и ее место. По нашему мнению, вместо того чтобы поддерживать такое положение и делать вид, что не замечаешь его насильственности, лучше в конце концов решиться начать снимать эту коросту наслоений, искажающих самую суть религиозного миропонимания, но это дело будущего, а пока наша жизнь продолжает быть пространством такой косвенной дискриминации, и примеры ее можно продолжить.

Может быть, одна из наиболее интересных областей здесь - медицина. Она тоже дает богатейший материал для анализа существующей дискриминации, который еще ждет своего часа. Мы и здесь в наших целях экспозиции проблемы ограничимся только беглым и далеко неполным абрисом некоторого круга вопросов. Как показывают исследования, проведенные феминистскими социологами, специалисты-медики по-разному относятся к медицинским жалобам мужчин и женщин. Женские жалобы чаще расцениваются как "психосоматические". Здесь возможны различные интерпретации. Иногда такие жалобы могут действительно быть расценены как соматические, но, возможно, скорее не как "психосоматические", а как "социосоматические", поскольку их реальной причиной является социальный порядок. "Социальная и экономическая структура современного индустриального общества постоянно вынуждает женщин ощущать дискомфорт от неудовлетворенности образованием, трудом и др." ¹²⁾.

Анализ жалоб такого характера выявил ряд повторяющихся характеристик, которые можно считать факторами, действующими стабильно: во-первых, современные женщины часто оказываются в стесненных обстоятельствах, связанных со специфическими трудностями, с которыми они встречаются в процессе получения образования и построения карьеры, сюда же можно отнести и конфликт, вызванный тем, что от женщины требуется видеть свою семейную роль как приоритетную, а интерес к профессии считать поведением отклоняющимся и социально двусмысленным. Это часто выражается во фразе, которую каждая из нас слышала, а может быть, и сама произносила: "Я семье недодала". Такое положение способствует возникновению подспудных, часто неосознаваемых , но глубоких психических травм, которые действительно способствуют возникновению разного рода соматического дискомфорта. Не последнюю роль играет и желание женщины ощутить на себе внимание медицинского персонала. Известно, что безвозмездная поддержка со стороны самой женщины - это положение весьма привычное для всех окружающих ее домочадцев. Неудивительно, что редкая возможность оказаться в центре внимания тоже может служить неосознанным стремлением, стоящим за так называемыми "психосоматическими жалобами". Далее замечено, что больницы чаще всего посещают женщины, не имеющие работы вне дома. Поэтому отнюдь не очевидно, что сама по себе современная семья составляет для женщины наиболее благоприятное жизненное пространство. Наконец, интересен и характер помощи, которую женщина получает в медицинских учреждениях в настоящее время. Эта помощь идеологизирована много более того, чем об этом принято думать. То есть практически не только отдельные врачи, но и само по себе медицинское учреждение как таковое впрямую и косвенно нацелено не только на лечение, но и на то, чтобы помогать женщине адаптироваться к существующим несправедливым условиям.

Это, конечно, особенно относится к психоанализу. Его основная цель на деле - это встраивание в психику женщины некоего приспособительного механизма. Этот механизм должен заставлять ее "овнутрять" свою традиционную социально лимитированную роль и при этом сознательно отказаться от ее осмысления, поскольку осмысление-то как раз и нежелательно для изжившей себя сексистской идеологии. Психоаналитик же говорит: "Остановите сознание. Вы не знаете, чего вы хотите. У вас проблема на уровне подсознания, а чего хочет ваше подсознание, это знаю только я. Я вам объясню". А объяснение всегда дается сексистское. Если женщина поймет, чем вызваны претерпеваемые ею жизненные коллизии, она неминуемо рано или поздно будет делать выводы, влияющие на ее жизненный выбор и модели поведения в обществе. В этом смысле психоанализ - это не столько помощь, сколько техника адаптации женщины к существующей в обществе дискриминации, но, собственно говоря, зачем нужно к ней адаптироваться? Тем более, что от "адаптирования" сами проблемы-то не исчезают автоматически. Пожалуй, разумнее добиваться изменения положения дел.

А в итоге получается, что женщина страдает депрессиями, и они действительно существуют, но было бы очень полезно хорошо осознавать, что депрессии распространены среди женщин не в силу женских биологических особенностей, а потому, что сами стереотипы ролевого поведения построены так, чтобы женщина могла быть более восприимчива к депрессии и истерии. Причем интересно, что среди женщин одного и того же статуса замужние страдают от депрессии чаще, чем незамужние (которые в силу самого их образа жизни в общем виде менее подвластны действию ролевых стереотипов, поскольку они в них не так часто включены). Далее, изучение самих диагностических критериев истерии показало, что они уже предполагают признаки, присущие только или в основном женщинам (такие, как нарушение месячного цикла и др.), причем чем меньше признаков такого характера включается в диагностический набор, тем больше обнаруживается мужчин, больных истерией.

Нормативные ожидания тесно связаны и с моральными императивами общества, призванными контролировать поведение его членов. Так, врачи склонны приписывать женщинам скорее психогенные заболевания и объяснять симптомы болезней через психогенные факторы, а для мужчин объяснения подыскиваются скорее органического характера, женщинам обычно прописывают больше лекарств без особой необходимости, при лечении женщин возникает больше сложных ситуаций и т.д.

Женщине всем ходом современного развития навязываются качества робости, зависимости, стремление избегать принятия решений, отказ от ответственности за свои поступки. В результате это приводит к подавленной озлобленности, которая проявляется через болезнь. Болезни ведь тоже служат скрытым выражением сопротивления женщины. Представление о ней как о "небесном существе", лишенном таких качеств, как стремление к сопротивлению, - это один из мужских фантазмов. В действительности женщина часто весьма остро, хотя и неосознанно страдает именно от того, что не может отвечать стандарту "ангелоподобия", хотя понятно, что отвечать ему в настоящее время попросту невозможно.

Иначе говоря, в обществе, в котором идеал мужчины понимается как, прежде всего, воинственная независимость, идеал женщины начинает пониматься как беспомощность и желание опереться на его "сильное плечо", а это приводит в итоге только к тому, что способствует накоплению в душе женщины скрываемой агрессивности, которая потом проявляется неосознанно в виде забывчивости, непонимания, склонности опаздывать, беспомощности, депрессиях.

Хотя на уровне сознания женщина должна быть склонна видеть вокруг себя только "приятное" и "прекрасное", то есть видеть мир "в розовых тонах", чтобы ее отношение к миру приобрело такие с виду желательные для мужчины качества, как инфантильность и (коль скоро вокруг не все - только "приятное" или "прекрасное") отсутствие способностей к принятию оперативных решений, а значит стремление быть руководимой. Но в женщине (поскольку она в этом случае нуждается в постоянном контроле) зреет смутно осознаваемая неприязнь к мужу (как к постоянно контролирующей инстанции), которая нередко перерастает в подсознательную ненависть, а отсюда - ощущение подавленности и чувство недовольства собой. С течением же времени сильная зависимость женщины воздвигает барьер между нею и мужем, делая их отношения все более неравными и неискренними (хотя это зачастую не осознается). Следствием этого отчуждения и желанного для мужчины на первых порах увеличения разрыва между ним и женой становится совсем не ожидаемый им вначале результат: жена обесценивается, перестает в его же глазах представлять интерес для общения, и это приводит только к возрастанию взаимной изоляции между супругами.

К тому же еще совсем недавно в медицинской науке считалось, что источником эмоциональной и психической нестабильности у женщины является, конечно же, неполноценность гинекологического характера. Мужчины-психологи в 1873 г. писали о "глубинной связи, которая существует между маточной и церебральной системой". И, конечно, интерпретировали эту связь в пользу доказательства женской второсортности. Психические заболевания женщин упорно связывались (а иногда и до сих пор связываются) с болезнями половой системы. Женская психика, согласно этим воззрениям, неустойчива просто в силу половой принадлежности женщины. В этом отношении патриархатный тип культуры видел и замечал только то, что его устраивает. Прошу простить за длинную выдержку из статьи Глории Стайнем, но, как Вы сами убедитесь, она весьма выразительна.

В начале своей статьи о культурной роли особенностей женской анатомии автор показывает, что в мире, где существует микро-власть, для организации подавления подходят любые обстоятельства без исключения: "Любая примета доминирующей группы, - полагает она, - будет использована в оправдание ее превосходства, а любая примета нижестоящей группы - в оправдание ее печального положения. Так, черным мужчинам давали низкооплачиваемую работу потому, что они якобы "сильнее" белых мужчин; а всех женщин направляли на низкооплачиваемую работу потому, что они... "слабее", но притеснение не интересуется логикой", - замечает Стайнем. "Что же случилось бы, - спрашивает она далее, - если бы мужчины вдруг магически смогли менструировать, а женщины - нет? Ясно, что менструация стала бы завидным мужественным событием, заслуживающим гордости... Статистические опросы доказали бы, что во время менструации повышаются спортивные способности мужчин... Генералы, реакционные политики и религиозные фундаменталисты приводили бы менструацию в доказательство того, что только мужчины способны служить отечеству на войне ("Надо жертвовать кровью, чтобы проливать кровь"); занимать высшие государственные должности ("Разве может женщина быть строгой без месячного, регулированного Марсом, цикла?")

Однако либералы и радикальные мужчины утверждали бы, что женщины равны, хотя они и другие, и приглашали бы в свои ряды любую женщину, готовую признать первенство менструальных прав... медицинские училища ограничивали бы количество принятых женщин ("Они ведь могут упасть в обморок при виде крови"). Разумеется, интеллигенция выдвигала бы самые логичные и высоконравственные доводы. При отсутствии биологической способности измерять лунные и планетарные циклы может ли женщина достичь успехов в любой дисциплине, требующей чувства времени, расстояния, математики, или требующей способности измерять хоть что-либо? Что касается философии и религии, чем может женщина компенсировать отсутствие месячной символической смерти и воскресения? Менопаузу (климакс) почитали бы за положительное событие: символ того, что мужчина вдоволь накопил циклической мудрости. Либералы из любой отрасли старались бы быть добросердечными. Объясняли бы, что у женщин нет дара измерять жизнь - и это уже само по себе должно служить достаточным наказанием.

А как бы женщин обучали относиться к этому? Вероятно, правые женщины соглашались бы со всеми доводами, проявляя при этом верный, улыбающийся мазохизм ("Эра заставит домохозяек ежемесячно наносить себе раны!" - Филисс Шлафли). "Кровь вашего мужа свята как кровь Иисуса Христа; притом эротическая!" - Марабел Морган). Феминистки бесконечно объясняли бы, что мужчины нуждаются в освобождении от ошибочного понятия марсианской агрессивности... Социал-феминистки уверяли бы, что стоит свергнуть капитализм и империализм и женщины тоже станут менструировать. Короче говоря, мы бы обнаружили то, о чем должны были уже догадаться - если бы мужчины могли менструировать, оправдания власти продолжались бы <и через это>. Если бы мы это допустили (курсив наш. - Т.К.)".¹³⁾ Таким образом, мы видим, что предлагаемые в нашем обществе культурные и социально-психологические стратегии устроены совсем не аккуратно, тут не нужно входить в какие-либо тонкости, чтобы пытаться проникнуть в нюансы.

Эти техники работают плохо - плохо в том смысле, что от них реальной пользы нет ни одной, ни другой стороне - ни мужчинам, ни женщинам, и это довольно очевидно. Сейчас они дают очень заметные сбои, мы все фактически являем собой картину результатов этих несоответствий, мы - их живое и непосредственное выражение, и наша цель здесь - пытаться прежде всего осознать это. Конечно, понятна некоторая как бы логическая необязательность предлагаемых здесь рассуждений, однако в этой работе предпринимается попытка выразить отнюдь не связи логического порядка, а те моменты, которые в значениях были сближены на основании связей политического характера, насильственно навязанных, то есть вводимых на основании "логики насилия", поэтому такая работа достаточно ситуативна, может быть полностью понятна только современникам, она апеллирует к их интуиции и (более или менее осознанному) совместно пережитому опыту сопротивления. Исходя из него, мы и попытались дать первый абрис ситуации.

Как представляется, в нашем рассмотрении мы не можем не упомянуть еще об одной проблеме - о том, что среди средств формирования женственности особая роль отводится семье. Она выполняет функцию одного из основных культурных механизмов, поэтому об этом стоит поговорить особо. Семья - это сфера, с которой так или иначе сталкивался каждый, поэтому о современном положении дел в ней мы знаем не понаслышке. Можно без преувеличения сказать, что в настоящее время семья - это сплошная проблема, одно из наиболее ярких проявлений кризиса современного нам культурного порядка. Семья переживает сейчас отнюдь не лучшие свои дни, и это, конечно, далеко не случайно: все трудности и противоречия нашей эпохи - трудности этического, политического, юридического и т.д. характера отразились в ней как в капле воды.

Продолжая начатый нами разговор, необходимо прежде всего предупредить, что мы не претендуем здесь на исчерпывающий анализ проблем семьи. Она рассматривается нами практически только в одном аспекте - как сфера проявления связей микрополитического характера. В этом, как мы надеемся, поможет разобраться применяемый нами гендерный метод. Конечно, нам известно, что в отечественной литературе выделяются вполне определенные функции семьи: экономическая, репродуктивная, воспитательная, коммуникативная, регулятивная, рекреативная. Безусловно, все эти функции в семье присутствуют, но мы здесь хотим обратить внимание не на них, а на то, что сам этот перечень затемняет вопрос о том, что семья выполняет еще одну весьма существенную функцию - она выступает также и как место помещения власти, причем власти особого рода. Поначалу эта власть может быть и не очень заметна, но если присмотреться, то окажется, что она весьма ощутима.

Вспомним, например, времена не столь отдаленные - первые десятилетия нашего века, столь любезные сердцу некоторых наших современников. Если мы обратимся к предреволюционному российскому законодательству, то в статье 107 Гражданского Уложения царской России прочитаем: "Жена должна повиноваться мужу своему как главе семейства, пребывать к нему в любви, почтении и неограниченном послушании, оказывать ему всяческое угождение и привязанность как хозяйка дома" (Курсив наш. - Т.К.). Сказано более чем откровенно.

В силу каких же причин власть "главы семьи" остается нормой, завораживающей умы и сердца многих и по сей день, а самое главное - в чем ее особенности? Почему люди, считающие себя борцами за права человека, позволяют себе не видеть столь откровенное нарушение прав, если оно происходит в семье? Для объяснения этой ситуации предпримем для начала экскурс во времена, далеко отстоящие от наших.

Как известно, структуры патриархатного типа культуры закладывались в Древней Греции. Одним из тех, кто дал первые осмысления складывающихся в те времена семейных практик, был Аристотель. Именно на его долю выпала работа по закладке теоретических основ патриархатной трактовки внутрисемейных отношений. Он при этом исходил из того, что для общества приоритетными могут быть те отношения, которые можно осмыслить рационально, поскольку их можно, осознав, контролировать или даже конструировать, изменять. Рациональные отношения у него - это прежде всего отношения саморефлектирующие. Семья же, по его мнению, принадлежит к отношениям, которые делаются "для другого", а всякая активность, которая осуществляется "для другого", вообще не может быть рационально осмысленной.

Семья выступает у Аристотеля как одно из проявлений того, что он рассматривал как "неравная дружба". Настоящая, истинная дружба, как он полагал, возможна лишь среди равных, но семья к такого рода человеческим проявлениям не относится. Там есть сильнейший и слабейший, и слабейший должен оказывать сильнейшему персональную помощь в виде любви, в ответ на которую больший и сильнейший делится своим социальным статусом. ¹⁴⁾

Сами акты персональных услуг, по его мнению, в принципе не могут иметь никакого внутреннего значения и цели потому, что в них, как в актах любви, заведомо нельзя ожидать получить чего-либо "взамен" любви - персональные услуги тут понимаются как не имеющие основания ни в чем, кроме себя самих. Таким образом, получается, что персональные услуги с деятельностью сильнейшего партнера (как и со всякой другой деятельностью) попросту несопоставимы. А раз слабейший не вправе в ответ на любовь рассчитывать на какие-либо ответные действия со стороны сильнейшего, то отсюда выходит, что сильнейший, помогая слабейшему, совершает чистой воды благодеяние. Такое понимание позволяет Аристотелю рассматривать акты персональных услуг как встроенные в систему иерархии взаимоотношений неравных партнеров неотъемлемо и принципиально.

Это очень сильная посылка. Если продолжать логично ее придерживаться, то получится, что с точки зрения социальной социального статуса - сильнейший тут как бы творит самое бытие слабейшего. Последний оказывается его простым произведением, может существовать в общественном плане вообще только в том смысле, какой в него заложен его творцом. При таком понимании творчество, обладание и произвол в семье становятся по сути дела синонимами.

Далее...